Между Йоко Оно и Бьорк. Как тувинская певица завоевывает Китай и рисует мясом
Музыкальные критики ставят Саинхо Намчылак между Йоко Оно и Бьорк. Ее называют «женщиной с тысячей голосов» и «голосом своего поколения». Саинхо исполняет импровизационную музыку, авангардный джаз и виртуозно владеет искусством горлового пения. Большинству поклонников она известна как музыкант, но на своих перформансах Саинхо рисует — шоколадом, кофе, чаем, а работы выставляет в галереях по всему миру.
В екатеринбургском интерьерном центре ARCHITECTOR Саинхо Намчылак открыла свою выставку «Morning meditations» и под живую музыку Виталия Владимирова и Евгения Иванова выступила с перформансом. Раздав автографы, знаменитая певица рассказала «Моментам», зачем писать картины мясом, как сохранить верность своим убеждениям и что имела в виду арт-группа «Война», когда выбирала себе название.
Певица родилась в Туве в 1957. Начав заниматься музыкой, стала известной как советская исполнительница тувинского фольклора. В 1991 году эмигрировала из СССР в Австрию. В Россию приезжает с концертами и выставками.
Фото: Анна Майорова
— Вы однажды говорили, что идея рисовать продуктами питания возникла за чашкой кофе. Расскажите эту историю.
— Это было больше 20 лет назад. Я ехала с немецкими музыкантами из Москвы в Абакан, чтобы выступить у меня родине в Кызыле. Дорога долгая — три-четыре дня. Одна девушка, подружка музыканта, уронила каплю кофе на бумагу и от нечего делать размазала кофе по листу. Я это запомнила. Первые наброски сделала только в 2005 году.
— Что было дальше?
— Дальше — больше. Приезжаю в Китай, показываю картинки знакомому электронщику и говорю: «Такие у меня работы стали возникать». Он отвечает: «Давай создадим какую-нибудь концепцию. Например, фуд-арт». Это искусство пищи или пища искусства. Проще говоря, произведения искусства, нарисованные продуктами питания.
— С тех пор в Китае прошло уже четыре ваших персональных выставки. Как местные жители реагируют на ваше творчество?
— Китайцев оно очень заинтересовало. Помню, что в 2011 году художников волновал вопрос изобретения сканеров и 3D принтеров — это давало возможность создать трехмерную копию любой работы. Я стала думать: «Что можно сделать в противовес?». Купила прошутто и начала писать картины мясом. Конечно, в Китае и не только там была критика в мой адрес, мол, что это за декадентство такое? Я им отвечала: «А вы знаете, что шаманы в древности брали кровь и кровью рисовали? Это же древнейшая методика уже проверенная тысячелетиями. А вот то, что вы делаете акрилом, искусственной краской — сложно себе представить». После моих работ пуэром китайцы стали рисовать пейзажи чаем. Находятся даже те, кто покупает работы шоколадом за три тысячи юаней (около 28 000 рублей — прим.). Благодаря тому, что я продала одну из картин, я жила два месяца в гостинице в Китае.
Фото: Анна Майорова
— Вы с небольшим удивлением говорите, что продажа картины принесла такую прибыль. Вы свои работы считаете произведением искусства?
— Это вопрос к искусствоведам. Здесь важно, рисует ли профессиональный художник или это часть перформанса. В данном случае я все-таки являюсь певицей, перформером. Я к своим работам не отношусь серьезно. Знаете, бывает просто сидишь и рисуешь какую-нибудь мордашку. Это проба пера, так скажем. Я рисую не для того, чтобы воссоздать объект изображения, для меня это возможность выйти за грани штампованности, сохранив при этом понятие «импровизация».
— Вы — певица, музыкант, художник, актриса. Кажется, что в 21 веке художники хотят работать во всех видах искусства. Как вы думаете, почему?
— 21 век диктует стандартизацию. Люди становятся более штампованными. Я понимаю арт-группу, которая назвала себя «Война». Понимаю, о чем идет речь. Война идет на уровне сознания, сохранения индивидуальности в противовес интернету и новым техническим изобретениям. Современные художники пытаются сохранить себя.
Фото: Анна Майорова
— В одном из интервью вы говорили, что на западе взлететь и сгореть легче, чем в России, и что самое важное — это сохранить себя. А как вы пытаетесь сохранить себя?
— Я все время в движении. Осваиваю новые географические и стилистические пространства. Я помню старых знакомых, с которыми начинала работать, но все время ищу новые контакты. Мне очень интересно работать с новым поколением, потому что оно еще не коррумпировано. К сожалению, когда человек становится удавшимся, когда его жизнь устаканивается, самый сложный момент — сохранить верность убеждениям, которые у него были в молодости.
— «Две страны в мире — Россия и Япония — не имеют возможности финансировать некоммерческое искусство». Это ваши слова, которые вы произнесли двадцать лет назад. Как вы считаете, за столько лет ситуация изменилась?
— В Японии я сейчас редко бываю. Там какой-то упадок, а это значит, что все клубы, в которых я раньше выступала, теперь держатся на честном слове. А я поднялась в статусе и уже не могу работать за 50 евро, не могу выступать только за дорогу. Россия — моя большая и малая родина. Я познавала искусство, науку, историю искусств, историю вообще всего человечества через русский язык. Но о том, что здесь происходит, ничего не могу сказать. Я здесь бываю периодически.
Вижу, что такие индустриальные большие города как Екатеринбург еще могут себе позволить иметь джазовые клубы. Здесь очень хорошо развита концертная деятельность. Не во всех городах это возможно. Это говорит о том, что некоммерческое искусство держится на энтузиазме не только тех, кто устраивает мероприятия, но и на интересе той небольшой публики, которая продолжает верить убеждениям молодости. Я пытаюсь помочь людям их сохранить. Нельзя разрушать все и становиться сытым быдлом.
