Как царскую Россию по болезням определяли статус человека и его состояние. Например, элита присвоила ряд хворей считая их более благородными, чем болезни крестьян. Недугами, присущими состоятельным людям прошлого, считали туберкулез, мигрень, цинга, подагра и гемофилия, а также меланхолия. Чем болели жители Екатеринбурга 100-200 лет назад.
Несмотря на половую распущенность в среде благородных горожан, венерические болезни оказались дело общим для мужиков и господ. Эпидемия сифилиса, поразившая Россию в конце XIX века, стала побочным эффектом наступившего капитализма, заставившего людей активнее перемещаться. Элита была чуть более защищена от разрушительных последствий этого недуга. Во-первых, была проинформирована, во-вторых, имела средства, чтобы обращаться к врачам и качественно лечиться. Поэтому даже «звездная сыпь», так называет сифилис Михаил Булгаков в «Записках юного врача», делила страдальцев на более и менее привилегированных.
В конце XIX века у сифилиса еще не было общепринятого названия. Венерические болезни в целом называли стыдными или срамными, а конкретно этот недуг по предполагаемому национальному признаку происхождения — «немецкая», «французская», «галльская» болезнь или «люэс» (зараза). Свое современное название сифилис получил от поэмы Джироламо Фракасторо «Сифилис». Речь шла о пастухе по имени Сифилюс, разгневавшего богов Олимпа и наказанного ими язвами, поразившими тело.
Заражались горожане чаще всего от проституток. В 1873 году в городе было 48 публичных домов, называемых домами терпимости. Через пятнадцать лет их число уменьшилось наполовину. Девушек обязывали проходить осмотр у городских врачей два реза в месяц, но кто-то из сторон хитрил и болезни продолжали гулять по городу. Лечили люэс в то время мышьяком и ртутью. При слишком больших дозах у пациентов начиналась интоксикация и они забрасывали терапию.
Пока у человека не проваливался нос, он мог укрывать уроны, понесенные от любовных болезней, и уж точно не был готов ими хвастаться. А вот подагра, ишиас, мигрень или меланхолия вполне годились для поддержания светской беседы. Их обсуждали с тем же жаром, с каким сегодня обсуждают эффективные диеты, детокс, результаты занятий фитнесом. Во время дружеских вечеринок екатеринбуржцы не стеснялись описывать друг другу виды переживаемой боли, применяемые способы лечения и выставлять словесные рейтинги врачам.
Рекорды популярности в этих разговорах ставило описание страданий от подагры. Королевская болезнь, панская хворь, болезнь аристократов —так называли подагру. Этой болезнью, например, страдали основатели нашего города де Геннин и Татищев. Подагрой в то время называли разновидности артрита. Болезнь считалась мужской, в отличие от популярного женского недуга — мигрени.
Врачи разных времён замечали, что подагрой чаще всего страдают умные, активные, талантливые люди. В 1739 году француз Эжен Мушрон издал брошюру «О благородной подагре и сопровождающих её добродетелях». Но дело было не том, что ум выстреливал в ногу. Многие врачи считали, что чаще всего подагра развивалась от обжорства — излишнего употребления мясной пищи и спиртных напитков. Николай Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» описал человека из простонародья, гордящегося подагрой: «Чтоб получить ее — шампанское, бургонское, Токайское, венгерское. лет тридцать надо пить…». Лечили подагру в основном компрессами, состав которых и обсуждался на светских вечеринках. О том, что следует изменить пищевые привычки, догадались лишь в XX веке.
Мигрень считали традиционной благородной женской болезнью, хотя, конечно, страдали ею и мужчины. Появление мигрени часто ассоциировалось с напряженной мыслительной деятельностью и высоким интеллектом. У людей, занимающихся физическим трудом на свежем воздухе мигрени не наблюдалось. Справиться с мигренью не удалось и в XXI веке. Приступы сильной пульсирующей головной боли, преимущественно в одной половине черепа могут быть невыносимы. Многие завсегдатаи светских салонов старого Екатеринбурга рассказывали о приступах мигрени. Приятного в болезни было мало. Булгаков, который страдал приступами мигрени, поместил ее описание в роман «Мастер и Маргарита». «У прокуратора болело полголовы с такой силой, что хотелось подставить висок под струю воды и так замереть, и в то же время он прекрасно понимал тщетность такой процедуры. Пошевелить или качнуть головой было невозможно, и приходилось сидеть неподвижно, приняв позу, в которой пульсирующая боль донимала не так сильно. Говорить получалось с большим трудом, практически не шевеля губами».
Врачи выписывали больным прогулки на воздухе, снотворное, успокаивающие отвары, но помогало это не всегда, тем более, что часто мигрень была ненастоящей, а светской уловкой, благодаря которой можно было избежать нежелательного общения.
Чахотка или иначе туберкулез в XIX веке оставила за собой право называться аристократической болезнью. Утонченность, доведенная до абсурда, заставляла других видеть в признаках умирания — избранность элиты. В XIX веке ходило убеждение, что чахотка — болезнь людей особо тонкой и ранимой душевной организации. Полагали, что ее вызывают нервные потрясения, несчастная любовь, ипохондрия и сердечные раны. Классическая литература даже ввела моду на чахотку. Герои и героини погибали от чахотки. При этом описание симптомов болезни выглядело романтично. Бледность кожи, пылающий румянец, блеск глаз, покашливание в кружевной платочек, задумчивость. Как и при мигрени, были случаи «подделки» болезни. Для придания глазам лихорадочного блеска в них закапывали белладонну, жаловались на слабость. Охота быть модным чахоточником проходила, когда болезнь принималась за человека всерьез.
Уже во времена Николая I установилась мода лечить чахотку водами и сменой климата. У местной элиты появилось летнее развлечение — ездить к башкирам и жить в настоящих юртах для поправки здоровья. Правда, очень скоро юрты усилиями представителей зарождающегося туристического бизнеса, превращались в уютные шале. Лечебный кумыс процеживали и подавали в стеклянных стаканах или фарфоровых чашках. Выезды на воды к концу XIX века стали настолько популярны, что на Урале были построены собственные водолечебницы и грязелечебницы.
Болезни сердца, почек, печени, рак ежегодно отнимали жизни у сотен екатеринбуржцев, но в XIX веке они не имели исключительной приписки к элите. А вот гемофилия и цинга считались болезнями благородных господ. От гемофилии происхождение не защищало, но в крестьянских семьях больные не выживали, потому гемофилей, которую в народе называли «жидкая кровь», медики наделяли только богатых. Ходячей смертью для царствующих родов Европы стала королева Виктория, передавшая болезнь своим детям. В дипломатических целях она старалась переженить потомков с представителями правящих династий Европы. Гемофилию с того времени стали называть царской или викторианской болезнью. Романовым наличие больного гемофилией наследника стоило короны.
Цинга екатеринбуржцев если и преследовала, то не по причине дворянского чванства. Здесь элита была тёртая, чтобы заработать богатство нужно было крутиться, жить как мужики в лесу, много ездить. Зачастую причина цинги была в неправильном рационе питания и отсутствии двигательной активности. Богатые люди брезговали простой пищей, предпочитая свежим овощам соленья и маринады. Защитить от цинги могла пища бедняков: капуста, лук, репа, морковь.
В конце XIX века в Екатеринбурге пришло разделение на докторов, которые лечили телесные и душевные недуги. До строительства в 1914 первой психиатрической лечебницы рядом с дачами Агафуровых на Сибирском тракте, больных держали дома, поступая с ними в меру своих представлений о гуманизме и материальных возможностей. Душевные болезни элиты описывались как хандра, ипохондрия, нервические припадки. Были и менее благородные варианты. От обильного питья случалась белая горячка.
Один из случаев клептомании скрасила трогательная история любви. Купцу Алексею Железнову стали поступать жалобы, что его жена уходит из магазина не расплатившись, прихватив на память какую-нибудь мелочь. Выяснилось, что делает она это машинально, не осознавая своего поступка. Любящий муж договорился с лавочниками и оплачивал такие «случайно» взятые вещи. Торговцы обещали молчать, но скандала избежать не удалось. Мария Железнова скончалась из-за кровоизлияния в мозг во время премьеры в городском театре. После ее внезапной смерти город долго обсуждал странности этой женщины.
Во времена СССР болезни элиты подверглись коррекции. Благородными стали считаться болезни сердца, давление, малокровие. Лечить их следовало хорошим питанием и правильным климатом. Для этого был в Москве были открыты институты питания и курортологии, а уральские предприятия стали вкладываться в строительство пансионатов и санаториев на Урале и черноморском побережье. Говорить в советском светском обществе о болезнях стало не принято. В лучшем случае обсуждались экстрасенсорные методики воздействия на больного, гипноз, методы филиппинских врачей и алтайских шаманов.