Дмитрий Москвин, известный в городе экскурсовод, хранитель и собиратель культурных кодов, а также один из участников «Комитета Городского пруда» выдвинул свою кандидатуру на пост мэра Екатеринбурга. И даже уже прошёл собеседование. Пока конкурсная комиссия изучает его анкету, «Моменты» выяснили у идеолога движения пассионарных горожан, зачем на самом деле он пошел в мэры и что он изменит, придя во власть.
— Ты не так давно ушел из ГЦСИ.
— Да, я — безработный и решил пойти в мэры, что вполне логично. Ищу трудоустройство. Но в этой сложившейся ситуации ни о каком реальном «хождении в мэры» речи быть не может. Нужно цинично использовать эту процедуру. В моем случае, это показать альтернативную повестку города, заявить иные приоритеты и ценности.
— И какая у тебя повестка как у будущего мэра?
— Горожане имеют право на свой город! Нужно создать такую систему принятия решений, чтобы она максимально учитывала интересы и мнения горожан. Городу нужна стратегия развития на десятилетия, а лучше на полстолетия, и, соответственно, гарантия ее реализации. Екатеринбург должен стать городом федерального значения, наравне с Москвой, Петербургом и Севастополем. Чтобы максимально обезопасить стратегию города от смен областных команд и прочих нервных реакций.
— Что ты, как мэр, будешь делать с имиджем города? Вот уже больше месяца мы вспоминаем, как во время чемпионата мира по футболу горожане почувствовали себя в центре вселенной. И сейчас хочется продолжения праздника. Городу нужен проект, как «Дягилевский фестиваль» у Перми.
— Городу нужно много разных событий и поводов. Одного мало. У Екатеринбурга много потенциальных брендов: советский авангард и индустриализация, и это не только конструктивизм. «Уралмаш» — совершенно недооцененное сейчас явление. Когда я разговариваю с чиновниками, отвечающими за туризм, они говорят: «Уралмаш? а чем он интересен, туда же никто не поедет?». А на моих экскурсиях каждый раз именно на «Уралмаше» всех торкает, именно тут люди понимают, что такое настоящий Екатеринбург. Скажу одну крамольную вещь: мы сейчас можем проиграть тому же Нижнему Тагилу.
— Ну, тут уж действительно, кто туда поедет?
— Тагил — это настоящий горнозаводской Урал. Остались заводы, и как красиво они дымят. Осталась среда прошлых столетий. В Екатеринбурге вы можете увидеть средненько развитый центр города, которых полно в стране. Выхолощен весь XVIII век, почти не осталось XIX века и отсутствует политика по отношению к авангардной среде. Когда у нас есть возможность прекрасно работать со старым, мы вдруг начинаем делать блочные, стеклянные проектики и за этим теряем аутентичность города. В середине нулевых в городе сформулировали стратегический план развития до 2025 года. Там была прекрасная фраза про то, что Екатеринбург должен стать городом с элементами мирового. Это была амбиция. В новой стратегии, которую собираются подписать, — там нет амбиции. Мы — город, который потерял ощущение, что нам есть к чему стремиться, мы постоянно погружаем себя в аутотренинг, что мы такой крутой город, мы такие замечательные, у нас все есть и у нас все хорошо. Особенно летом: солнце, и пляж надо где-то сделать на берегу Исети.
— А что? Пляж — это важная история для горожан. Только ты же сам не дашь его построить. Ты публично бесконечно против любого благоустройства. Это не хейтерство, не бойкоты, ты просто ворчишь все время. Начали в «Зеленой роще» что-то делать — тут же негодующий пост в фейсбуке. И у тебя в этом ворчании много поклонников. Что вас не устраивает?
— Элементарно. Все эти благоустройства происходят в публично-общественных пространствах, это не частная территория, а людей не спрашивают. Если кто-то выкупил эту землю, как это было с элеватором и мельницей, они вдруг стали частной собственностью — окей. Но парк «Зеленая роща», снос бани на Куйбышева — это не ворчание, мы просто каждый раз сигнализируем, что вообще-то мы здесь есть! Мы — горожане, хотим принимать участие, мы не хуже придумаем проект, чем тот, который вы нам пытаетесь навязать.
— Ок. Были слушания по Шарташскому лесопарку — всех позвали…
— Ну, как они позвали, тоже большой вопрос. Мне позвонили в полдень журналисты и спросили, иду ли я. Я, говорю — впервые слышу!
— Вот ты опять ворчишь. О том, что будет слушание по Шарташу, все знали задолго. Ну и потом, если ты активист, ты сам должен отслеживать приоритетные для тебя вопросы города.
— Что отличает Екатеринбург от городского активизма, в банальном понимании, как это выглядит в других городах. В нашем городе активисты стали профессионалами, они стали экспертами, это теперь не просто активизм, это сообщество с профессиональной позицией. Наша претензия такая, что вы сами под себя сформировали градсоветы, в наших глазах они нелегитимны. Сейчас власть подчинена своей внутренней иерархии, и с нами никакого соприкосновения не имеет. Поэтому, наши позиции разлетаются на две орбиты: в первой — город и горожане, во второй — не понятно кто вообще такие.
— Но иногда вы соприкасаетесь. Ты один из соорганизаторов «Комитета Городского пруда», один из тех, кто устраивал его «обнимашки».
— Мы бы не пошли обнимать, если бы нам сказали — давайте посидим, пособираем мнения людей. И именно тогда нами был наработан символический капитал. В городе нет площади, нет дворца, вокруг которого вся жизнь вращается, нет какой-то храмовой постройки, вокруг которой исторически что-то сложилось. И оказалось, у города центр — это пруд, по берегам которого власть на протяжении почти трехсот лет обустраивает свои резиденции. Это любопытнейшая вещь, мы — один из немногих городов России, где вода является центром.
— И что теперь делать с этим знанием?
— Это медленные шаги. У Екатеринбурга горожанин никогда не был независимым субьектом городской жизни. За 300 лет мы впервые поняли, что город — это не только власть, не только собственники крупных предприятий, а сами по себе люди, которые здесь живут. Это случайное завоевание. Нужно 30-40 лет чтобы этот опыт заключить в правила. «Комитет Городского пруда» продолжает работать с акваторией. Когда покрасили серой краской набережную, нам комитет благоустройства потом в частной переписке писал: что да, мол, ребята, такой вот косяк, но на нас накричали потому, что там реально была матерная фраза на английском языке. Какой-то чиновник решил, что приедут иностранцы для которых слово *** — это ужас.
— А чего у активистов этого города всегда все стихийно происходит? Вы всегда приходите, когда уже все снесли, и начинаете махать флагом. Так было, когда «Темп» сносили, башню, баню…
— Это неправда. Это — проблема журналистского внимания, которое абсолютно ситуативное. По «Темпу» на протяжении нескольких лет велась работа. Проблема в том, что это коррупционная абсолютно система, в ней никто не собирается в реальности никакие памятники сохранять, если речь идет о быстром заработке.
— Почему вы изначально не подготовите список из трех объектов, которые вы хотели бы в городе сохранить и не начнете работу по приданию им статуса памятников, или не отправите документы в ЮНЕСКО?
— Потому, что любая такая постановка объекта на охрану — это куча ограничений. Как гостиница «Мадрид» была передана китайцам? Да ее никто не брал из-за ограничений. Бизнес сказал — это сплошные траты, мы ничего не заработаем. Сейчас самый главный для меня объект — это городок чекистов. Там чудовищная история с управляющими компаниями, которые неспособны между собой договориться. Там фактически руинирование одного из зданий из-за пожара. И проблема в том, что если он станет памятником ЮНЕСКО — это колоссальное ограничение на жителей: единообразие оконного остекления, ограничения по перепланировкам. Но в целом, это вопрос волевого решения сверху. Должно быть понимание властей города и региона: для нас это ценнейший объект авангардной конструктивисткой застройки, и мы им будем гордиться сегодня и через 100 лет. И значит, мы готовы найти такие механизмы, которые помогут убрать эти управляющие компании, создать одну; выработать стратегию, найти инвестора который в это вложится.
— Выходит, что вы и щитом не встаете, и власти и бизнесу не рассказываете о важности сохранения объектов. Получается: собрались, поговорили и разошлись. Хотя это нынче модно. Даже будущее библиотек все готовы обсуждать.
— Да, это стало трендом, модой и называется это все — урбанистика. Люди стали воспринимать город не как фон своей жизни, а как среду обитания. Урбанистика набирает обороты. 10 лет назад — это сотни, сейчас — тысячи, через 10 лет — сотни тысяч в одном городе людей, которые будут вот так воспринимать городскую жизнь. Поэтому потрепаться — ничего страшного нет, пусть треплются. Вопрос в том, что через это все начинают формироваться аргументы. Правда, иногда круглые столы превращаются в механизмы манипуляции. Я, например, не верю в мероприятия по урбанистике, которые запускаются совместно с девелоперами.