«Нас считают мультимиллионерами». Сколько на самом деле зарабатывают на носках, которые носят фанаты «Би-2» и «Мумий Тролля»

«Нас считают мультимиллионерами». Сколько на самом деле зарабатывают на носках, которые носят фанаты «Би-2» и «Мумий Тролля»

Сергей Тонков старой екатеринбургской тусовке больше знаком по громких вечеринкам в ресторане «Тинькофф» и статьям про моду в газете «Вечерние ведомости». В новейшей модной истории Тонков — создатель бренда креативных носков St. Friday Socks. В ней ходит прогрессивная тусовка Москвы и Питера, фанаты «Мумий Тролля» и группы «Сансара». Сегодня он делает носки с картинами Третьяковской галереи и музея ИЗО. Как зарабатывать миллионы на том, что все пытаются тщательно скрыть, Тонков рассказал «Моментам».

— Для нас, вы первый, кто в России начал производить креативные носки. Это легенда?

— До нас был Happy Socks, был магазин носков Funny Socks, было несколько локальных брендов, но их можно было пересчитать на пальцах одной руки. Мы первые в том, как мы это делаем. Если посмотреть публикации о брендах носков до 2016 года — их в сумме набралось бы 50. У нас же публикаций о бренде за последние два года к тысяче приближается. Да у нас нет денег, но мы играем по взрослым правилам в этом бизнесе. Именно поэтому нас считают мультимиллионерами и монстрами.

— Но вы первые, кто рассказал всем, что можно носить на ногах картины из Третьяковской галереи…

— Да, до нас никто до этого не догадался в России. Во-первых, потому, что не знали, во-вторых были не готовы. Ну и в-третьих многие боятся этого, ведь считается, что сделать коллаборацию с Третьяковкой — это нужно иметь связи, знакомства.

— А что, на самом деле надо?

— Ну, я, например, просто написал письмо им: давайте сделаем. И мне ответили: давайте сделаем.

— А с нашим Музеем ИЗО было посложнее?

— Нет. Картины мы выбирали, исходя из того, чтобы их удобно было адаптировать под носки. Задача была сделать коммерческий дизайн, востребованный не только в сувенирной лавке музея, но и по всей стране. Если дизайн носков заинтересует какого-нибудь условного краснодарца, петербуржца, то он прочитает описание этого носка и узнает о существовании этого музея. Маленький пиар, почему нет. Это же мой родной город.

Сам производит и сам же в них ходит!Сам производит и сам же в них ходит!

— Но, даже сегодня, картины на носках — это не все принимают …

— Мы прежде всего пытаемся бороться с двумя стигмами в носках. Первая — это интимизация продукта. Все считают, что носки — это нечто интимное, священное и вообще это, как трусы. Вторая — это сакрализация искусства. Некая консервативная часть населения считает, что искусство священно, его надо выставлять в музее. Хотя изначально, искусство — это украшательство стопроцентной воды. Но, так сложилось, особенно в истории советского и российского государства, что искусство — вот оно такое элитарное, оно висит в музее, приди — посмотри. Во всем мире музеи зарабатывают не только на входных билетах. Там есть лекции, семинары, магазины и мерч, на котором зарабатывает весь мир во всех типах бизнеса — почему его не делают российские музеи?

— Екатеринбургские рестораны, например, тоже прочухали историю с мерчем…

— Я помню, мы в «Тинькофф» зарабатывали просто от одного до двух миллионов рублей в месяц на продаже мерча. Это было в середине нулевых. Музыканты во всем мире зарабатывают достаточно денег на мерче. У нас же в России таких групп просто единицы: БИ-2, Елена Темникова… Но мы первые в России, кто всем предложил носки. У нас было более десяти коллабораций: «Мумий Тролль», «Ума2рман», « Alai Oli», «Animal jazz», «Сансара». Есть еще у нас корпоративные заказы, под собственной торговой маркой, мы их делаем, например, для Елены Темниковой и Семена Слепакова.

— Какой объем носков вы производите в месяц? С учетом всяких корпоративных и других заказов.

— 20 — 40 тысяч пар, в зависимости от сезона.

— Если сравнить со стартом — это во сколько раз больше?

— Мы растем с коэффициентом два от года в год. На самом деле это очень много — стопроцентный рост. Но в начале было тяжело. Мы приходим в магазин — нам крутят у виска: что, носки, здесь? Вы что сумасшедшие вообще? И мы искали таких же сумасшедших, как мы. В «Буквоед» мы приходим, в коммерческий отдел: «Нет, в подарочном магазине будут продаваться рядом с книжками носки? Вы что, сумасшедшие?». И тут один человек встает и говорит: «А мне нравится, давайте это будет мой проект». И вводит нас в три или в пять магазинов. И сейчас мы продаемся почти во всех «Буквоедах» в Петербурге.

Списку звезд, с которыми работает Сергей Тонков, позавидует любой звездный дизайнер.Списку звезд, с которыми работает Сергей Тонков, позавидует любой звездный дизайнер.

— Ну кто свел вас с «Мумий Троллем» я предполагаю, а вот как вы достучались «Союзмультфильма»?

— На одних личных контактах, знаете, далеко не уедешь. Союзмультфильм — это история шести рукопожатий, надо молотить и пробовать. В Америке главное идти вперед, копать и не бояться своих ошибок. А есть Европа, где процветает кумовство. Российский бизнес — это такой микс, у нас важно и то, и другое. Главное понять, что «нет» — это тоже ответ, это главное правило, которому нужно научиться, когда тебе скажут «иди вон». Это не тебе лично скажут, это твоему проекту. И в конце концов, нет всегда можно превратить в да, надо только понять как и зачем.

— Почему именно носки и именно дизайнерские? Сегодня все кругом — дизайнеры…

— Это к нам пришло из Москвы и Питера. Я называю это «бланковая мода». Мы берем стандартную вещь, штампуем на нее вышивку или принт, ставим адский ценник и дальше развиваем бренд и коммуникации. Благоволит этому социум. Во-первых это дешевле, чем аналоги. Хотя Gucci, Balenciaga — это же все выглядит как мерч. Во-вторых, локальные бренды выезжают на ура-патриотизме. Даже если ты супер-либерал и не любишь власть, но «Россия, Россия, Россия» — все равно это откладывается у тебя, ты начинаешь присматриваться. Плюс, у нас научились шить, давайте признаемся честно: у нас появились марки, которые шьют качественно.

— То есть вы все неплохо на этом зарабатываете?

— То, что в тренде — это всегда прибыльно. Есть Zara и H& M, которым нужно две недели на пошив новой коллекции, они быстро реагируют на подиумные коллекции. Локальные стрит-вир марки, которые увидели показ условного Balenciaga, где все очень просто — реагируют мгновенно. За сутки делают подобную коллекцию и выставляют на продажу. А у них уже есть своя аудитория в Instagram* или в каком-то другом канале. Мир меняется! Человек больше не хочет ждать! Я сегодня увидел вещь на подиуме — я сегодня же хочу это купить, я не хочу ждать полгода. Неизвестно что вообще сейчас будет с неделями моды, есть мнение, что недели моды умрут, надо переходить на частные шоу.

Тонков говорит, что сейчас бы из Екатеринбурга не уехал бы.Тонков говорит, что сейчас бы из Екатеринбурга не уехал бы.

Помню, как раньше это было, я сам писал о моде в «Вечерних ведомостях». Редакция мне оплачивала доступ к облачному хранилищу, где лежали все фотографии недель моды, я их скачивал, анализировал, выявлял тенденции — это был такой азарт: выпустить обзор до поступления глянцевых номеров в продажу. Потом сидели и сравнивали: что я угадал, что не угадал. Сейчас это уже не работает. Все тенденции на следующее лето уже известны. Сейчас нет избранных — любой заходит в трансляцию своего любимого бренда и смотрит репортаж прямо онлайн.

— Вы тратите деньги на рекламу носков в глянце?

— Мы не тратим деньги на рекламу — у нас их нет. Но даже если мы будем тратить пять-семь процентов от оборота на рекламу — нам не хватит никогда на полосу в каком-нибудь L’Officiel. Да даже в местном «Стольнике»… хотя на это наверняка хватит, но что нам эта полоса даст? А весь бюджет мы сольем, а как же таргетинг, как же работа с блогерами? Мы стараемся тратить разумно, по средствам. Можно купить публикацию за миллион рублей у какого-нибудь Дудя и что она тебе даст?

— А если Дудь будет ходить несколько программ в ваших носках, да еще и в конце их разыграет?

— Миллион рублей, пожалуйста, заплатите ему за выпуск — он разыграет. Прайс открытый у Дудя. Ну, можно найти знакомых, надавить на жалость и купить дешевле в два раза. Наверно, за 500 тысяч. Для нас это максимальный летний бюджет на все.

— Вы платите Союзмультфильму за использование персонажей из мультфильмов или у вас дружеские отношения?

— Дружба дружбой, деньги — врозь, это всегда так. У них есть лицензионное агентство, которое их ведет.

— Сколько стоит использовать бренд Винни-Пуха?

— Сколько я вам не могу сказать, но мы можем себе это позволить.

Скучает Сергей по знатным тусовкам Екатеринбурга нулевых.Скучает Сергей по знатным тусовкам Екатеринбурга нулевых.

— А с иностранными компаниями насколько комфортно договариваться?

— В прошлом году мы сделали коллекцию с Екатеринбургом, там был памятник отцам-основателям, а лица заменены на Бивиса и Батхета. Нам на третий день после релиза написал лицензиат-правообладатель «Бивиса и Батхета». Я конечно тактично отъехал, что это является городской мифологией и использовано менее десяти процентов правоохранного объекта. В итоге мы с ними подружились.

— Вы 14 лет не живете в Екатеринбурге. Приезжая сюда как гость, как вы можете оценить развитие города? Оно есть?

— Я видел три Екатеринбурга. Первый —в конце 90х, начале нулевых, когда тут было весело, была свобода. Постоянно что-то открывалось, что-то происходило. Потом в третьем-четвертом году наступила депрессия: все закрывалось, это был достаточно унылый город. Тогда из города очень много людей уехало, в Москву, Питер, Европу, Америку, Канаду. Зато, теперь у меня есть друзья по всему миру. Потом я лет 10 не был в Екатеринбурге, а когда приехал сюда вновь — удивился, насколько сильный контраст: город начал расти, появилось огромное количество каких-то приличных заведений, магазинов. Это вообще два разных города: был такой депрессивный середины нулевых. Тут реально ничего не открывалось, разве что только ресторан «Тинькофф». Я устроился туда специально с одной только целью: чтоб меня компания перевезла в Питер, в головной офис. Так и случилось. Наверное, сейчас я бы не уехал. Екатеринбург живой, здесь больше денег, и все время что-то происходит…

— За счет чего развитие?

— Возможно, выросло поколение, которое стало что-то делать, и появились деньги. Это касается и урбанистики. Да, здесь есть, конечно, свои казусы типа «Пассажа» — я считаю, что это полное уродство, но есть и положительная динамика. Город растет по азиатскому типу — вверх, не локализовано, а-ля «Москва-Сити», а разбрасывает свои высотные здания. Это круто. Я не знаю внутренней стороны вопроса, но факт в том, что люди, которые здесь сейчас живут — не хотят отсюда уезжать.

Одна из последних коллабораций Сергея Тонкова была с Русским музеем.Одна из последних коллабораций Сергея Тонкова была с Русским музеем.

— Сейчас вся тусовка Екатеринбурга находится в состоянии ностальгии вечной….

— Может быть вся тусовка просто постарела? и не знает о новых местах силы? Вот вы сейчас разговариваете с 40-летним мужиком. и что? Я тоже грущу о молодости! Тогда был прекрасный клуб «Люк». Были времена, когда мы тусили в Екатеринбурге со среды по воскресенье. Это было не с полуночи до шести утра, а со среды по воскресенье. В среду был клуб у ТЮЗа, в четверг все ходили в «Эльдорадо», в пятницу-субботу вообще начинали и заканчивали в «Люке». А воскресенье — в «Малахит». Я помню еще «Юлу», где в vip-зале кокаин лежал на стойке, я-то думал «что это за порошок?», хотел сдунуть — меня чуть не убили. Вот это были времена совсем бесконтрольные, я по ним не скучаю — это просто маркеры той эпохи. Пресса тогда была свободнее, писали о чем хотели.

— Тусить со среды по воскресенье? Где вы деньги тогда брали?

— Во-первых, не так много пили. Деньги просто появлялись откуда-то каждую неделю, халтуры какие-то. Конечно, это всё было круто, но я уверен, что сегодняшняя молодежь делает то же самое.