В годы Великой Отечественной войны Свердловск стал крупнейшим эвакопунктом. Уже к началу 1943 года каждый десятый житель столицы Урала был неместным. За счёт приезжих население выросло наполовину. Вместе с ранеными под обстрелами и бомбежками в глубокий тыл перекочевали и представители творческой интеллигенции. На улицах города заводов появились писатели, композиторы, архитекторы и актёры с мировым именем.
Будущий автор киноэпопеи «Угрюм-река» Ярополк Лапшин сходу попал на экранизацию оперетты «Сильва» в только что открывшейся кинофабрике. В бывшем клубе строителей музыкальный фильм снимали исключительно по ночам. И не потому что днём создавать атмосферу веселья и красок в голодном Свердловске было особенно трудно. Так экономили. В промышленном центре царил дефицит электроэнергии. Лампы в студийных павильонах давали мерцание лишь по ночам. Старожилы киностудии говорят, что однажды во время съёмок свет погас совсем, а когда появился вновь, то в кадре не досчитались одной бутылки игристого.
Выплеснуть беспечное шампанское на большие экраны растерзанной страны было решено с руки Михаила Ромма. Кинематографисты убедили партийную верхушку, что entertainment, пусть и на мгновение, но подарит хорошее настроение уставшим от войны людям. На издыхании боевых действий «Сильва» стала хитом отечественного проката. Главную роль в оперетте на жизнерадостную музыку Кальмана сыграла Зоя Смирнова-Немирович, до этого выступавшая во фронтовых актёрских бригадах. Интересно, что для эвакуированной невестки знаменитого режиссёра Владимира Немирович-Данченко роль Сильвы стала первой и единственной в кино.
О БАЛЕТЕ БЫЛО ЗАБЫТО
О свердловской оперетте как о лучшей в Советском Союзе всю жизнь отзывалась и Майя Плисецкая. На Урале юная балерина оказалась совершенно случайно. Когда немцы подступали к Москве, прошел слух, будто Большой театр и балетное училище, где занималась 15-летняя Майя, срочно эвакуировали на Урал. Семья Плисецких вслед за эшелоном пять дней пробиралась в глубокий тыл. Но на месте выяснилось, что труппу театра перевезли в Куйбышев, а школа и вовсе обосновалась на Волге в городишке Васильсурск.
Оказавшись в плену наступающей зимы 41-го года, юная балерина замерзала насквозь в бесконечных очередях за краюшкой хлеба.
У станка девушка не стояла год. В те дни её согревала лишь музыка Кальмана в театре музыкальной комедии и сцена театра оперы и балета, на которую Плисецкая смотрела с верхнего яруса зрительного зала. В Свердловске Плисецкая и её семья разместились в квартире инженера Падучева.
«В тесную трехкомнатную обитель, помимо нас, исполком поселил еще одну семью с Украины, — писала Майя Михайловна. — Четыре женщины, четыре поколения. Прабабушка, бабушка, мать и семилетняя дочь. Сам инженер — человек добрый и безответный — с пятью домочадцами остался ютиться в дальней третьей комнате. Так и жили мы: 4×4×6, почти как схема футбольного построения. Но и это не оказалось пределом. В одно прекрасное утро в Падучевскую квартиру сумели втиснуться еще двое. Родной дядя инженера с десятипудовой женой. Они тоже были из Москвы и тоже эвакуировались „по счастливому случаю“. Вы будете сомневаться, но жили мы мирно, подсобляли друг другу, занимали места в километровых очередях, ссужали кирпичиком хлеба в долг или трешницей до получки…», — пишет Плисецкая в своей книге.
И всё же голод, холод и теснота для расправляющего крылья лебедя были не так страшны, как отсутствие сцены. Узнав о том, что в Москве возобновили занятия в училище, Плисецкая не мешкая ни минуты ринулась сквозь все военные патрули и кордоны к своей большой мечте.
АЛЕБАСТР КАК ТВОРОГ
Сбежать из уральской глубинки с первого дня эвакуации грезила и Вера Мухина. Из прифронтовой Москвы известный скульптор вместе с мужем и сыном приехала в Каменск-Уральский. Сюда эвакуировали мастерские Дворца Советов.
В новоиспечённой алюминиевой столице СССР автор памятника «Рабочий и Колхозница» работала художником-декоратором в клубе «Уралалюминстроя». С семьёй жила в коттедже на берегу Волковского пруда, он сохранился до сих пор. А в отведённой мастерской успела создать семь эскизов будущих монументов, в том числе несколько работ на военную тематику: «Партизанка» и композиция «Возвращение».
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЛЛЮЗИОНЫ
Между тем, в 1942 году последние страницы патриотичных и однообразных выпусков газеты «Уральский рабочий» неожиданно украсило слово ГОСЦИРК. Главной звездой гастролей большого иллюзионного ревю значился человек с завораживающим псевдонимом КИО. Основатель легендарной цирковой династии Эмиль Теодорович на Урале придумал подлинно новые номера, вошедшие в историю циркового искусства как политические иллюзионы.
«Фриц идет на Восточный фронт» — так назывался номер, показанный мною в годы Отечественной войны. По манежу бодро маршировал коверный, одетый в форму гитлеровского молодчика. Вдруг на него сверху опускался балдахин. Когда по счету «раз, два, три» балдахин поднимали, «фрица» уже не было. Там, где он только что стоял, зрители видели могилу с березовым крестом. Выбегала собачка и поднимала возле могилы ножку…» — описывал Кио в книге «Фокусы и фокусники».
В 40-е артисты выступали чаще в палатах госпиталей, нежели на арене цирка. Между представлениями помогали разгружать эшелоны с ранеными. В каждом населенном пункте, где гастролировала труппа, проходил так называемый «День культурного обслуживания раненого воина». В госпитале фокусники и жонглёры кололи дрова, чистили картофель и мыли полы. А во время обеда играли в столовой.
«Разумеется, мы не могли привозить в госпиталь громоздкую аппаратуру. Но в то же время мы старались не обеднять программы, чтобы зрители могли получить полное представление о нашей работе. Никогда не забыть, каким неподдельным восторгом светились глаза наших зрителей, когда пустой ящик вдруг оказывался наполненным лентами, цветочными гирляндами… Раненые громко выражали свое восхищение, аплодировали, и эти аплодисменты были для нас, артистов, лучшей наградой», — вспоминал Эмиль Кио.
Средства, полученные во время гастролей и ночных выступлений, артисты цирка перечисляли в Фонд Обороны. В пользу семей погибших фронтовиков коллектив Кио за годы войны передал около двух миллионов рублей.
ТОКАРНЫЙ СТАНОК ДЛЯ ПОЭТЕССЫ
Заработанную государственную Премию, полученную во время войны, на строительство танка пожертвовала и сказочница Агния Барто. Автор популярных детских стихов «Идёт бычок качается» и «Уронили мишку на пол» на Урал приехала вслед за мужем теплоэнергетиком. Осенью 1941 года семья поселилась в Доме старых большевиков на улице 8 Марта, 1. По этому адресу в эвакуацию массово заселяли важных партийных деятелей и знаменитостей.
Освоилась гостья быстро. Из подъезда дома вдоль Плотинки и к Штабу писателей, который располагался в Доме Печати. Отклонение от привычного маршрута внёс Павел Бажов, предложив поэтессе, встретиться с ребятами из ремесленного училища.
«А вы пройдите с ними весь их путь в училище и на заводе до того момента, когда они получат разряд» — посоветовал уральский сказочник коллеге по перу. Пройти такой путь погружения «в материал» Барто согласилась. Получив второй разряд токаря, она напишет стихотворение «Ученик». Его опубликуют в 1943 году после возвращения в Москву.
За полтора года в эвакуации Барто написала больше чем одно стихотворение. Штаб писателей готовил радиопередачи, материалы в прессу и выступления перед ранеными в госпиталях. Писать «о личном» дома не получалось. За вдохновением Барто выходила на Плотинку.
«Разговаривать» с городом в годы эвакуации была возможность у других коллег Барто. В числе корреспондентов Всесоюзного радиокомитета работали Алексей Толстой, Леонид Гроссман, Мариэтта Шагинян и Лев Кассиль. В прямом эфире они зачитывали свои лучшие произведения, пока будущие писали в стол.
ТОТ САМЫЙ ЛЕВИТАН
Главная же легенда военного Свердловска — Юрий Левитан. Эвакуация первого диктора Советского Союза и «личного врага» Гитлера проходила в строгой секретности. В этом же статусе Юрий Борисович прожил в Свердловске с осени 1941 г. до весны 1943 г.
По одним слухам, главного диктора страны разместили чуть ли не в заброшенном деревянном бараке. По другим, на втором этаже особняка мукомольного магната Евгения Первушина на перекрестке улиц 8 марта и Радищева, где собственно и находилась мобильная радиостанция. На спартанские условия Левитан мало обращал внимания. Большую часть времени проводил в подвале, где стоял микрофон. Сведения от Совинформбюро поступали по телефону из Москвы в любое время суток. Поэтому Юрий Борисович редко покидал пост и спал в основном урывками.
О пребывании в столице Урала Левитана горожане даже не догадывались. Об этом факте до сих пор не рассекречено ни одного официального документа. Только урывки устных воспоминаний. «Как-то раз я столкнулся с незнакомцем в одном из помещений комитета и спросил у сотрудницы — кто это? Та поднесла палец к губам и лишь молвила: »Тсс!!! Это Левитан. Тот самый…», — рассказывал своим сотрудникам основатель музея радио Фёдор Кислицын. Тогда он возглавлял Свердловскую школу радистов.
Пока на первом этаже в эфир выходил Всесоюзный радиокомитет, из подвала особняка «говорила Москва». От здания сигнал шел по кабелю к ретранслятору на берегу озера Шарташ, а оттуда ко всем радиоприёмникам Советского Союза. Миллионы людей — бойцы на фронте, партизаны в лесах, жители блокадного Ленинграда, раненые в госпиталях, трудящиеся тыла — замирали, чтобы услышать, что скажет главный диктор СССР из дома на улице Радищева, 2. Всего за годы войны Левитан озвучил около 2 тысяч сводок.
Самое долгожданное сообщение для всего мира Юрий Борисович прочитал 9 мая 1945 года уже из Кремля. Но обо всей этой истории стало известно лишь спустя четверть века. Да и то лишь некоторые детали.