Тимофей Жуков — почти год является вице-президентом фонда «Город без наркотиков». C 17 лет он был волонтером фонда и поддерживал его президента Евгения Ройзмана. В самый напряженный для последнего момент — ушел в армию. Вернулся, а Ройзмана уже выгнали, а Жуков остался. Сегодня он идет на выборы в городуму, кормит бездомных на железнодорожном вокзале, тренирует детей на футбольном поле. Возможный новый герой свердловской политики стал героем нового интервью Анны Манеровой на «Моментах».
— Как в фонде «Город без наркотиков» появился такой молодой вице-президент?
— В фонде я появился как волонтер примерно в 2012 году. Тогда на фонд была травля, его хотели закрыть. И я на волне чувства несправедливости решил, нужно пойти и поучаствовать, чтобы как-то предотвратить закрытие фонда. Прошлым летом мне предложили стать вице-президентом фонда. Я согласился. Там есть Дмитрий Павлов, есть Андрей Кабанов — мои друзья и соратники.
— В 2013 году ты работал волонтером в фонде. В 2017 году стал вице-президентом. В чем физически разница в работе: раньше ты бесплатно это делал, а сейчас за это деньги платят?
— Нет, за это не платят никаких денег. В фонде никто никаких денег не зарабатывает.
Она бесконечное воровала все, что находилось в доме. Тетя тяжело умирала. Теперь ее дочь, моя сестра, осталась сиротой.
— Твоя зона ответственности в фонде сейчас какая?
— Вот на прошлой неделе задержали четырех девчонок и одного парня. Оказывается, мама парня — завуч по воспитательной работе в школе, в педагогике всю жизнь. По идее внимательнее всего должна относиться к его поведению. Но, к сожалению, упустила. Сейчас ему грозит от 10 до 20 лет тюрьмы. Тенденция такова: чаще люди приходят к распространению наркотиков, нежели к их употреблению. При вербовке в эту деятельность им объясняют, что вам ничего за это не будет, потому что вы несовершеннолетние. И хорошие деньги — это основная мотивация. То есть эти ребята, которых мы задержали, пять человек, там некоторым вот-вот исполнилось 18 лет. Они делали по 400 закладок и за каждую получили по 400 рублей. Нужно умножить и понять, сколько они в день делили на пятерых. И вся беда в том, что это является важным аргументом для молодых парней и девчонок. Они не думают, какие последствия за это будут.
— Твой интерес к теме наркотиков — это личная история?
— У меня тетя умерла из-за длительного употребления. Родная сестра моего отца. Мне тогда было 12, а ей 32 или 33 года. Все начиналось с марихуаны в компании шестнадцатилетних, а закончилось тем, что она начала колоться. Я помню, когда моя бабушка ночью подскакивала от звонка тети: «Где ты, в каком-нибудь притоне?». Бабушка неслась туда, вытаскивала ее из притона. Она бесконечное воровала все, что находилось в доме. Тетя тяжело умирала. Теперь ее дочь, моя сестра, осталась сиротой.
— А умерла она от чего?
— От болезни, не от передозировки. И это страшнее всего, потому что они понимала, что ей остались считаные дни. У нее ноги начали отказывать. Я помню, как она сползала с кровати, брала иконы с комода. Когда мы возвращались домой, видели, как она лежит, и рыдает перед ними. Она понимала, что это уже конец.
— Ты — молодой парень. Тебе надо есть, пить, одеваться. Можно в отпуск даже ездить. На что ты живешь?
— У меня есть ремесло, которым я с детства живу — футбол. Есть команда «Юнион», которая существует исключительно на нашей инициативе. Все тренеры еще где-то работают. Ну, а я с этих команд не получаю никаких денег, а живу тем, что занимаюсь и есть у меня отдельная работа. Я провожу платные индивидуальные тренировки с детьми.
— А сколько стоит у тебя потренироваться?
— Часовая тренировка стоит — 2000 рублей. Люди готовы за это платить, потому, к нам ведут детей и видят результат. На то и живу, мне много не надо.
— А в тридцать лет надо будет?
— Да.
— Как ты тогда планируешь зарабатывать?
— Я не представляю пока себе этого. У меня есть ответственность и обязанности перед самим собой и семьей, которую мне не нужно содержать, мама и папа сами себя обеспечивают. Но я надеюсь, что может быть появится какая-то франшиза с этой футбольной командой. Я мечтаю, чтобы команда, которая у меня есть, развивалась и стала профессиональной. Но понимаю, что это огромные деньги.
Если б я умел зарабатывать деньги, я бы зарабатывал деньги. Я — не бизнесмен.
— Сколько у тебя в день индивидуальных тренировок?
— Я в состоянии по две тренировки в день делать, но это не всегда получается.
— Тренировка в день может совпасть с социальной работой. Например, Женя Маленкин позвал тебя почистить кладбище. На тренировку забьешь?
- Нет. Я стараюсь все успеть сделать. Но зарабатывание денег никак не влияет на благотворительные проекты — это основное. Если я буду знать, что я сегодня буду кормить бездомных и у меня будет индивидуальная тренировка, то я тренировку отменю. Потому, что на кормежку придут люди уже по традиции, и я не могу их заставить ждать.
— Почему ты в священники не пошел, тебя послушаешь у тебя вся жизнь такая…?
— Я не готов. Я живу тем, что мне доставляет удовольствие. И для меня это был момент взросления, когда я понял, что я еще несу за кого-то ответственность кроме себя. Но чтобы стать священником, это же нужно отказаться от всего, а на мне достаточно много ответственность, которой я уже не могу пренебречь.
— В 24 года нужно заботиться о своей семье, а не о чужих детях и с ними таскаться?
— Ну это кто в чем себя видит.
Когда мы приезжаем кормить, человек должен находиться в трезвом состоянии. Как ты выглядишь или как от тебя пахнет — неважно.
— Со стороны это выглядит так, что ты зарабатываешь на благотворительности. Ты не пошел на предприятие, не стал создавать свой собственный бизнес и не открыл рабочие места. А просто увидел, что есть ниша возможностей заработка благотворительного фонда. Да — это не миллионы, но по итогу — руки «остаются в масле».
— Если б я умел зарабатывать деньги, я бы зарабатывал деньги. Я — не бизнесмен.
— Но ты же не голодаешь?
— Нет. Ровно в тот момент, когда я пойму, что я голодаю, я возьмусь за голову и попытаюсь что-то поменять.
— Но и больших проектов ты не делаешь, потому, что у тебя есть системный спонсор, который дает деньги на ту деятельность, которая тебе нужна. Тебе поэтому не нужно объявлять сбор средств, как это делал Ройзман…
— У фонда всегда были системные спонсоры, люди, который помогали с самого начала.
— Существует мнение, что ты предал Ройзмана, отжав у него фонд «Город без наркотиков»…
— Я не считаю, что я его предал. У меня изменилось отношение к человеку по каким-то его поступкам, я с ним не согласен и не готов дальше его поддерживать. Я ни у кого ничего не забирал. Мне предложили стать вице-президентом год назад. Вся ситуация с фондом случилась тогда, когда я служил в армии. Меня здесь не было. Когда я вернулся из армии, я начал вникать, встречаться с людьми и разговаривать. Я не стал уходить, объявлять одних непорядочными и провокаторами.
— Пока мы с тобой общаемся, Евгений Ройзман подал в отставку [с поста мэра Екатеринбурга]. Он молодец?
— Почему он молодец? Его выбрали люди, у него есть полномочия, а он их с себя слагает раньше времени. Получается, он не дорабатывает.
— Еще один твой проект — это кормление бездомных рядом с Железнодорожным вокзалом. То есть алкоголиков мы кормим, мы им помогаем, а наркоманов мы наказываем?
— Нет, мы не кормим алкоголиков. У нас есть одно единственное правило, когда мы приезжаем кормить, человек должен находиться в трезвом состоянии. Как ты выглядишь или как от тебя пахнет — неважно.
— А если перегаром пахнет от человека?
— Мы не кормим. Даем пару кусков хлеба с собой, он всегда остается.
— Ты заявлял, что хочешь быть представленным в совете по правам человека при президенте. Это политические амбиции. Насколько далеко они идут у тебя?
— Вопросы системного характера проще решаются, когда ты находишься у власти. У меня нет цели заработать на политике, у меня нет своего бизнеса, который мне нужно лоббировать. Я начал компанию на праймериз, сейчас она идет по тому району, где я живу. Там достаточно сильные оппоненты есть, но меня это не смущает, потому что я понимаю, что должно быть обновление власти. Нынешних депутатов даже в глаза никто не знает. А муниципальный депутат — это тот человек, который должен по своему округу ходить ногами, как участковый. Его должны знать в лицо.
У нас зачастую происходит так, что мы выбираем себе депутата, а он закрывается где-то в кабинете, и мы даже не знаем, как до него достучаться. Многие кандидаты, которые сейчас представлены в списке, они живут совсем не на Сортировке, а в элитных домах. Поэтому моя цель — обновление власти и работа на земле с людьми. Ходить, видеть, вникать в проблемы.
Я не знаю почему бизнес в Екатеринбурге помирает, наверное, потому, что у людей денег нет.
— Ты, как житель этого города, какие видишь проблемы?
— Грязь — проблема, которая существует всю жизнь. Точечная застройка, которая не прекращается. Дороги, которые в нормальное состояние приходят крайне редко. Постоянно ремонтируют одни и те же улицы. И большая тема, связанная с ЖКХ. Это то, что я вижу, и что волнует.
— Ты рассуждаешь, как любимый внучек у бабушки. Какая социалка и ЖКХ? Люди нищают, город подыхает. Бизнеса нет в Екатеринбурге. Что нужно сделать в городе, чтобы он стал третьей столицей?
— Проблемы, которые я озвучил — я их понимаю, я в них живу. Я бизнесом не занимаюсь и мне сложно рассуждать на эти темы. Я не знаю почему бизнес в Екатеринбурге помирает, наверное, потому, что у людей денег нет. И это вопрос уже не к городу. Денег нет во всем мире.
— Антон Гиренко-Коцуба, в нашем интервью сказал, что для города важно вернуть право выбирать сильного мера…
— Я считают также. Но если б он был действительно сильным. Не подконтрольный кем-то, а который был реальным и ходил, вникал во все проблемы и пытался их решить. То, да. Такие выборы нужны.
— Ты идешь на выборы и тебе по тому же округу, область выставляет кандидатом Шеремета…
— Каждый имеет право. Он может встать рядом со мной, мы может дебатировать перед людьми. Но я веду кампанию по-своему в условиях той войны, которая сложилась. Поэтому я своими методами, своими инструментами пытаюсь чего-то добиться.
— Ты не считаешь, что согласовав в твой округ Шеремета, тебя предали?
— Мне никто ничего не обещал, поэтому меня никто не может предать. Еще ничего не понятно. Это только праймериз. Я вообще не переживаю. Для меня это не цель — стать депутатом городской думы. Не получится, не сложится, да и нормально. Я буду продолжать делать то, чем занимаюсь. У меня в голове еще ряд проектов, связанных с футбольной командой.
Нельзя сказать, что я всегда четко дал слово и его сдержал.
— В 50 лет ты живешь в Екатеринбурге или в Москве?
— В Екатеринбурге. Мне здесь комфортнее всего, при всех его недостатках, которые есть. Я для того здесь и живу, чтобы что-то поменять, хотя бы возле своего дома или в своем районе.
— Возможна такая ситуация, что ты уже в возрасте своего отца и до сих пор вице-президент фонда, никогда никуда не избрался и тренируешь футбольную команду?
— Такое может быть. Но это хорошо, потому что я буду продолжать заниматься теми делами, которыми я занимаюсь сегодня, которыми я дал себе слово заниматься. Если я от них откажусь или сдамся, вот это будет плохо.
— Есть ли реестр данных слов и обещаний, которые ты сдержал или не сдержал?
— Реестра нет. Но бывает, что я подвожу, как и любой человек в принципе. Нельзя сказать, что я всегда четко дал слово и его сдержал. Его можно сдержать не в том виде, не в полном объеме. И можно себя оправдывать, а можно себе сказать: «Вот ты негодяй», — и в следующий раз не давать этого слова. Вот это по-честному.