Более года назад Вера Тарасова покинула пост директора журнала «Бизнес и Жизнь». Тогда она пояснила, что хочет заниматься своими проектами. Вскоре в ее соцсетях стали появляться посты про Сербию, где четыре года назад с мужем купила дом. Летом 2019 вместе с семьей она переехала туда навсегда. Как после успеха на родине почувствовать себя неизвестной, почему надо заводить дружбу с маникюрщицами, чего стоит бояться в чужой стране: рецепт эмигрантского счастья от героини светской хроники Екатеринбурга, которая променяла мегаполис на поселок с собственным отелем и виноградниками.
Первые дни и первые слова
Первые месяцы прошли очень комфортно. Отъезд не был неожиданностью — его даты была известна за три года. Многие мои знакомые переезжают со всем скарбом в неизвестное место и только там начинают думать, где снять квартиру, куда пойти работать. Но готовилась я все равно плохо. Сербский начала учить полтора года назад и забросила. А он такой же сложный, как русский. И знание русского, скорее, мешает, окончания при склонении другие. Мы говорим: «Я учу», а там — «Я учим», «Я тренирам», «Я правим» и так далее. Сейчас я учусь в хорошей языковой школе в нашем городе.
В голове — совершенная лингвистическая каша. С моим преподавателем танго из Белграда сначала говорили по-русски — он добро притче русски, но сейчас переходит со мной на сербский, что мне весьма льстит. Это весело. Много смешных слов в танцевальной лексике. «Карлица», скажем, — тазовые кости. Ругает, что я сильно «карлицей» верчу. Требует, чтобы «Горе струка» — я была неподвижна, а «Доле струка» — наоборот. «Струк» значит талия. И кричит на меня — «Не притискай мене», то есть «Не прижимай». Звучит эротично, но ему, я думаю, около 70 лет. Самое мое любимое сербское слово — «Загрляй» — объятие. Главное слово в танго.
С моей преподавательницей танцев из Крагуевца мы говорим на английском. Это полезно, так как английский у меня тоже так себе. С моими другарицами — подругами из мира красоты — с кем как. С парикмахером Тамарой, которая меня так классно подстригла, говорили сначала на английском, сейчас перешли на сербский, прямо горжусь. На депиляции у нас с мастером закон — выучить три новых сербских слова за процедуру. На маникюре первый раз помню было тихо-тихо — мастер не говорит по-английски. Сейчас болтаем. Все ко мне добры.
Первые месяцы мне было важно чем-то занять каждый день. Я все время ездила в аэропорт — встречать-отвозить детей и гостей, дело приятное и полезное, динамичное. Муж, конечно, занят каждую секунду и все держится на нем. А я, по сути, хоть и не занимаюсь отделкой отеля, и огромным садом тоже практически не занимаюсь, все равно хозяйство не отпускает. Иногда мне казалось, что я целый день только загружаю и разгружаю посудомойку, и включаю и выключаю пылесосик, который потом сам ездит по дому.
Сейчас со школой сына у меня, конечно, дым коромыслом. Живем за городом, школа в городе, причем в дальнем от нас конце. И ищу репетиторов, спорт, заполняю по кусочку расписание. Уже есть футбол, немецкий, химия, это в оффлайн, математика, французский — онлайн. И еще надо кучу всего. Но так хорошо на вопросы «Как Макс» честно и спокойно отвечать: «Макс е сречан» — счастлив.
Почему Сербия
Изначально Сербию выбрали чисто прагматически. Легко получить вид на жительство при покупке недвижимости на любую сумму (в Греции, скажем, только от 250 тысяч евро). Сначала каждый год ты делаешь временный вид на жительство, через пять лет — уже постоянный. За последние четыре года цены на недвижимость в Сербии сильно выросли, нам повезло, мы успели. И сейчас цены растут вместе с эмигрантским потоком. В Белграде все больше русских, дефицита общения вообще нет. Наш город находится от Белграда в 120 километрах, он очень славный, но в нем, увы, нет старого исторического центра, нет своего архитектурного лица, поэтому мы к нему долго привыкали.
Это так важно, когда живешь здесь, понимать, что Россия с Сербией никогда не воевали, что у наших держав исключительно положительный анамнез отношений. У сербов к нам маниакальная любовь. Николай II, к которому в России огромное количество обоснованных претензий, здесь просто национальный герой. И, если сербы догадываются, что я русская, когда я плутаю в очередном месте, и на своем чарующем сербском начинаю лепетать, они готовы за руку отвести меня, куда нужно. Пару раз незнакомые люди со своих телефонов отплачивали мне парковочные места, у которых сложная система, потому что я сама тупила и не понимала, как это сделать. Это, правда, очень большая любовь к России.
Рецепт эмигрантского счастья
Мой рецепт эмигрантского счастья — выстраивать максимальное количество бытовых и коммуникативных мостиков, которые похожи на то удовольствие, которое ты получаешь в России. Мы всегда любили гулять вместе с сыном, и сейчас он в приложении Maps.me придумывает новые маршруты по нашему городку или мы едем с ним куда-нибудь недалеко путешествовать. С дочкой — шоппинг, тоже прогулки, скоро она приедет из Берлина на каникулы, просит побольше погулять по старому Белграду. Мои подруги в Белграде хорошо знают город и каждый раз мы с ними едем или идем в новый райончик. Раз в неделю или иногда чаще принимаем гостей из Крагуевца, России, Белграда, еще откуда-нибудь. Несмотря на то, что первые гости в отель заселятся только в начале октября, все лето была тем не менее замечательная движуха.
Я осознаю, что мне очень просто. Никаких бытовых забот. В Фейсбуке есть группа «Русские в Белграде», я читаю и понимаю, что вообще не знаю, что такое проблемы. Благодаря мужу, я даже не думаю об этом. Недавно его спросила: «Слушай, а как я страховку буду и техобслуживание буду проходить с русскими номерами?». «Не заморачивайся», — сказал он. Хотя в школу сына я сама устроила, всеми документами сама занималась. Но со школой было бы гораздо сложнее, если бы мне не помогли друзья в Крагуевце и Белграде. Мы приехали из Екатеринбурга и благодаря моей подруге Ясмине несколько школ нас уже ждали с распростертыми объятиями. И мой второй важный рецепт эмигрантского счастья — я искренне влюбляюсь в каждого посланного мне мирозданием нового человека, мне правда интересно узнавать его жизнь так же, как смотреть кино. Это и душевное тепло, и помощь, и дружба. Мои профессорицы сербского Ясмина и Майя постепенно дали мне все нужные контакты в городе. И пошла цепочка. Следующий человек опять помогает. И опять мне нравится его узнавать, и я с радостью смотрю кино про него, его семью, плачу над его военными воспоминаниями.
Отсутствие прежнего успеха
Муж переживал, не буду ли я страдать и скучать, и что ему придется со мной нянчиться. Без языка и слегка приторможенная, как обычно. Вся эта сербская затея принадлежит ему. Моя задача, как я ее осознаю — украшать жизнь и не быть недовольной. А родственники и друзья переживали, как я тут буду в социальной изоляции, никому не известная и ни разу не великая. Но я настолько погружена в свои новые бытовые и коммуникативные мостики, что пока мне правда хорошо. Хотя я и не запустила ничего своего, как планировала изначально, ни танцевального проекта в нашем отеле, ни «Умной среды» в Белграде. И вот только последние дни я начинаю тихонько зреть на эти темы. Написала пару сообщений, сказала паре человек, пошла обратная связь, и я знаю, что со временем все сложится. «Лени не существует, существует нежелание», — мой друг Михаил Бабин сказал мне так в Екатеринбурге. Я научилась не сердиться на себя за то, что тяну до последнего и так медленно запрягаю. Я, честно, хорошо себя тут чувствую, когда еду по улице с осенними золотисто-рыжими платанами на машине с российскими номерами, важная такая. Пожалуй, пока я могу тут быть заметной только благодаря российским номерам.
Главные страхи
У меня есть вещь, которую я еще не преодолела в себе. У меня очень большой негатив и даже какой-то страх к нищим и попрошайкам. У нас есть такой перекресток — мои дети называют «цыганским», где мальчики протирают окна. Эти мальчишки подбегают и есть у них какая-то бесцеремонность и агрессия. Муж не ведет бровью, а сын Макс начинает раздражаться и на них ругаться. Я одному всегда показываю: «Нет, не дам я тебе денег», даже не протирай. Он смеется, узнает уже, видимо, эти российские номера. И вот когда я перестану на это реагировать — для меня это будет победа. Когда ты сидишь в кафе на улицах, их там миллион, подойдут, встанут около тебя и что-то говорят-говорят. Надо просто не замечать или дать. А я ни то, ни другое не могу. И вот это мне надо преодолеть.
Тоска по родине
У меня по-настоящему ужасный день был только один, последний перед отъездом. Я собирала вещи и выла. Говорила с собой вслух: «Что я делаю, наверное, я сошла с ума». Была первая и, надеюсь, последняя в жизни паническая атака, не хватало воздуха. Словно и не знала о переезде три года. Все лето меня очень поддерживало то, в августе я буду в Екатеринбурге. Как бы ни было хорошо в Сербии, мне важно знать, когда я буду в России в следующий раз. Это мост, якорь, корень.
В августе в Екатеринбурге мне было хорошо, но спокойно. Это были две недели разговоров и объятий с друзьями, сплошное удовольствие, каждый день — несколько встреч и каждый раз обнимаешь друзей крепко-крепко. Ты совсем по-другому обнимаешь, когда ты уже не с ними, когда ты живешь за границей. Это особенное чувство. С удовольствием ходила в свои любимые кафе, в лидерах оказались «Паштет», «Тесла», «Хмели Сунели», «Венское кафе», «Хаш». Когда ела оливье в «Венском» и цыпленка тапака в «Хмели Сунели», счастье было велико. Спасибо уральской погоде, что не вызывала чувства ностальгии. И мне важно было осознавать в родном городе, что я скучаю по Сербии. Даже не по родным и собакам, это понятно, а именно по Сербии.
Образование в Сербии
Мне рассказывали кучу историй о том, как екатеринбургские дети приезжают в Сербию и идут в сербскую школу, не зная ни слова по-сербски. И с них там сдувают пылинки. Моя новая приятельница из Новосибирска вышла замуж за серба. Живет в другом городе неподалеку от нас. Ее дочка пошла в гимназию без знаний сербского и английского. А в Сербии у всех великолепный английский. Учительница спрашивает: «Полина, ты немножко знаешь сербский?» Та говорит: «Нет, совсем не знаю». «А английский у тебя хороший?». Тоже отрицательный ответ. «А какой ты язык знаешь?». «Русский». «Дети, как нам повезло. Мы услышим Евгения Онегина в подлиннике». Вот такое отношение. И таких историй много.
Когда я записывала Макса в школу, у директора собралась куча преподавательского народу (наставники их тут называют, правда же, здорово?). Все радовались и говорили все одновременно. А в первый учебный день мы с мужем в восемь утра пили кафу-кофе у директора в кабинете, красивейший мужик, преподаватель сербского с 20-летним стажем, кроме преподавания и директорства у него есть свой бизнес, рассказывал про него. Было как-то невероятно все это.
Отношение к русским
О Екатеринбурге в Сербии, конечно, никто не знает. Я объясняю про два миллиона жителей, у них, конечно, шок. Потому что Белград тоже два миллиона, но это столица. Ну и он совсем другой. Он очень большой. Больше, чем наш компактный мегаполис.
Первые года была иллюзия — каждый серб считал своим долгом сообщить, что очень любит нашего президента. Мы не можем сказать, что у нас политическая эмиграция, но, в принципе, конечно, она политическая. Мы дальше не хотели жить в этой стране по причине ее нынешнего устройства. Но чем дальше мы общаемся, тем понятнее, что их любовь к России не связана с любовью именно к нашему президенту. И тем они больше начинают понимать пул проблем, которые происходят у нас. Они очень не любят своего президента. Людмила Улицкая как-то сказала на встрече в Ельцин Центре, что ни одна интеллигентная прослойка в любой стране не любит своего президента.
Собственный отель
Сейчас отделка отеля закончена, в номерах монтируется мебель. 8 октября приедут первые гости. Внутри отеля находится профессиональный зал для сквоша, он должен быть сделан про определенным стандартам, это трудоемко. Кроме сквоша, которым занимаются мой сын и муж, и будут приобщать гостей, наша специализация — гастрономические мастер-классы и дегустации. Муж потрясающе готовит. Отель совсем рядом с нашим домом, бок о бок. Вблизи спортивный закрытый бассейн, под ним — производственный отсек, там мы будем делать сидр.
Четыре года мой муж делал сидр в Екатеринбурге из беспонтовых уральских яблок с неправильной кислостью, сладостью, горькостью. А для сидра нужны совершенно четкие параметры. И мы посадили яблони шести сортов. Купили в Нормандии сто сорок сидровых яблонь. Специально туда поехали, потому что Франция — главная страна для сидра. А в Сербии вообще никто не знает, что это такое. Они пьют единственную шипучку, называется «Сомерсби», как лимонад алкогольный. Сербы не знают, что такое разливной сидр, у них такого нет. Они пьют свою ракию (балканский крепкий алкогольный напиток, — прим.ред), ее мы, конечно, тоже делаем, пьют очень много пива и вино, а у нас есть виноградники. Это очень консервативная нация. Они не знают, что такое сквош. В Сербии всего два корта в Белграде, и больше нигде нет. Мы немного мазохисты.
Про будущее
Нам, конечно, надо чтобы наша гостиница была успешной. Мой муж такой начинающий отельер, ему очень важно сохранить нашу личную идентичность. Например, в отеле нельзя будет курить. Он хочет, чтобы приезжали наши люди. Люди, которым это близко. Если в Германии ты попадаешь даже в самый малюсенький городок, такое ощущение, что его не то что шампунем вымыли, языком вылизали, травинка к травинке. У нас все просто, но при этом красиво, хорошо, гостеприимно. Приезжало очень много людей на два часа, на сутки, которых мы раньше не видели. Муж говорит: «Господи, каждый раз боюсь, что какой-нибудь мудак приедет, что они все такие хорошие приезжают?». А говорю: «Не приедут мудаки, ну что они, больные ехать в Сербию?». Это очень специфическая страна.