Она не отрицает, что муж советуется с ней в принятии решений. Юлия Погребинская, жена одного из крупных девелоперов Урала Константина Погребинского, уже 10 лет сама занимается бизнесом, 15 лет, почти не рассказывая об этом, помогает детям и 20 лет следит за развитием Екатеринбурга. Совладелица GallaDance в интервью «Моментам» о том, как изменилось отношение к бизнесу, людям и к городу.
— Первые 20 лет XXI века — один из самых динамичных периодов жизни Екатеринбурга. Вы для себя какие года считаете самыми ключевыми?
— Я помню, в начале нулевых это был серенький город, старая постройка на Радищева. Была эпоха первоначального накопления капитала. Люди, которым было от двадцати до сорока пяти, получили свободу и начали развиваться. Тогда восемь из десяти людей в городе занимались бизнесом. Деньги стали сыпаться буквально с неба. И это люди, которые относительно недавно еще были в Советском Союзе, ничего не видели, ничего не имели, и вот они получили все это и конечно сошли с ума. В хорошем смысле.
— Куда и на что тогда тратили деньги?
— Во-первых, стали много выезжать за границу и там просто весь отпуск проводили в магазинах. Да и тут тратились на бренды. Тогда «Покровский Пассаж» только начинал привозить бренды. И все тут же их скупали, хапали. А потом что? Это ж надо все показывать. И тусовка тогда была — блестящая! В нулевые, чтобы понимать, интерес номер один — выйти потусоваться, показать все, что у тебя есть. Не было никакой зависти. Бренды на тебе — это был такой способ показать другим, что ты развиваешься, что у тебя есть возможности, деньги, украшения, сумки.
— Мы это называем — эпоха золотых нулевых…
— Да! Все знали, куда в пятницу пойти. Это всегда было одно какое-то модное место. Было невероятное единение. Сначала сидели в «Веранде», потом все переезжали в GallaDance. Тогда была байка, что самое большое количество Bentley в Екатеринбурге — на его парковке. А после — в «Диван», где шампанское рекой текло: Dom Perignon, Crystal. Это были классные времена, было такое ощущение возможностей. Двадцать лет прошло, и, к сожалению, все закрутилось по-другому.
— Чего не стало?
— Прежде всего — денег у людей. Если 20 лет назад восемь человек из десяти занимались бизнесом, для этого были и ресурсы, и возможности, то сейчас ни того, ни другого. Малый, средний бизнес существует только на словах. Все вокруг закрывается. Арендаторы уходят, ищут, где подешевле. Яркий маркер развития города для меня — это приход брендов Chanel, Louis Vuitton, Bottega, Fendi, вся линейка. Они заходили сюда сами, понимая потенциал города. Но когда один за другим от нас ушли… Я не из-за сумочек расстроилась, я их где угодно куплю. Наличие мировых брендов отличало нас от других регионов. Мы — не провинция. Потому что она не следует тенденциям времени, политики, она живет сама по себе. Мы, жители Екатеринбурга, — другие. Всегда очень активны, политичны. Дух у нас такой тут.
— Может, сейчас акценты в городе поменялись. Сейчас линия развития города, которую нам показывают, это проект Захи Хадид, новая набережная, которую город сделал…
— Благоустройство города делают бизнесмены и лично мой муж. Почти все строительство в городе идет за счет бизнесменов. Мы же не говорим, что развитие остановилось, оно продолжается, но уже не такими темпами и не такими деньгами. Но никто не против «нагрузки». Для своего родного города сделать улицы, скверы, площадки — это класс. Мой муж, например, очень много строит спортивных площадок, сейчас — теннисную академию.
— А почему он не рассказывает никогда об этом?
— Во-первых — скромный, а во-вторых, к состоятельных людям всегда относятся плохо, что бы ты ни сделал. Сейчас это особенно чувствуется.
— Люди перестали уважать?
— Люди стали жить хуже. Они стали меньше ездить за границу, то зарплаты урезали, то цены повысили, то просто нельзя ездить в Грузию или еще куда-нибудь. И на кого злиться-то? Кто виноват — вот эти вот чуваки, которые ездят на «Мерседесах». И что делать? Пойти кричать, что, ребят, я тут столько жилья построил, рабочих мест дал? Это как головой об стену. Еще больше злить. Поэтому лучше молчать.
— Но вы тоже не рассказываете, что много лет, например, благотворительностью занимаетесь.
— Я занялась этим больше пятнадцати лет, когда родился ребенок. Мне было двадцать пять, и меня просто торкнуло. Я пошла в дом малютки, где дети больные, и просто начала им помогать. Причем тогда же я обратилась ко всей тусовке, состоятельным дамам за помощью, но откликнулось всего несколько человек. Среди них Таня Заводовская, мы близки семьями, и друг друга всегда поддерживаем. Сейчас ни у кого ничего не прошу. Делаю традиционные новогодние поздравления. И они точечные — малоимущим семьям с больными детьми Пионерского района и ЖБИ. Я сама хожу туда Снегурочкой, и у меня есть Дед Мороз.
— Как вы эти семьи находите?
— Мы сотрудничаем с центром реабилитации больных детей «Лювена». Он, по сути, муниципальный, там должно быть финансирование, но они часто обращаются ко мне за помощью. Мы покупаем оборудование для них. Многие дети из этих семей на моих глазах выросли. И к ним приезжаю, снимаю корону Снегурочки, говорю, ты уже взрослая, давай просто поболтаем. Они нас чаем напоят. Мы как друзья уже. Я ничего не перечисляю, а конкретно запрашиваю у мам, что нужно. Это могут быть инвалидные кресла, телефон или компьютер для мальчика, который не ходит, и это его единственное средство общения с миром. Каждый год я выделяю определенную сумму. Я сама зарабатываю, и это мое осознанное решение.
— У вас есть фонд, или вы просто, как частный волонтер?
— Мы начинали как волонтеры, потом сложилась такая ситуация, мы приехали в детский дом, смотрю, а дети вениками метут у себя в комнатах. И подарили им пылесос. Приезжаем через несколько месяцев, смотрю, а они опять вениками метут. И тут мне ребята признались, что как мы вручили пылесос в коробке, так они его больше не видели, он был у директора. Я была возмущена. Мне говорят, ты что, на Луне живешь? Многие так делают. Но вопрос с пылесосом решили. Потом, кстати, они перестали нас пускать. Да и другие тоже. Приходим в детский дом, а нам говорят — мы ничего не будем от вас брать, кто такие. Их же проверяют постоянно. Пришлось регистрировать фонд «Надежда по всему миру». Это франшиза, она есть во многих городах.
— Сколько вы домов курируете?
— Да в основном один. Кроме этого у нас есть программа социализации подростков. Мы иногда их водим в кино в «Гринвич», пользуюсь, так сказать, ресурсом, выпрашиваю бесплатные билеты. Маленькая помощь, но какая-то социализация этих детей происходит. И еще мы в фонде кормим каждую неделю бездомных.
— Вы все время говорите, что хотите что-то сделать для города, для людей. Но ваш основной бизнес — это танцевальный клубе GallaDance, куда переходили все дамы Екатеринбурга, он же тоже по сути — миссионерский.
— Да, можно сказать миссия, ведь до него, 10 лет назад, в городе вообще танцев не было. На тот момент я занималась танцами и поняла, что это точка развития людей. Я хочу, чтобы женщины умели танцевать, чтобы они были раскрепощенными. Приезжаю за границу: beach party, pool party, европейцы, американцы любого возраста — выходят и танцуют. И вот наши самые красивые, самые нарядные на любом курорте, на любой вечеринке, и они не умеют танцевать. И мне так стыдно! И я решила это изменить. Сейчас, делая проекты, я обязательно в программу новичкам включаю социальный танец. Просто чтобы вы все научились это танцевать, пожалуйста, умейте это, не бойтесь. Поэтому мой бизнес — это не просто бизнес. Он ради чего-то общего.
— Но при этом танцы — это не самое дешевое, чем можно заниматься. Да и члены клуба — это определенного статуса люди…
— Танцевать можно за любые деньги. Начиная от 10 000 рублей, заканчивая — 200 000 в месяц. Все зависит от вашего желания и цели. У меня в клубе на одном паркете танцует разные люди. Есть пожилая пара, их обожаю. Они платят копеечки и ходят на групповые занятия, берут немного индивидуальных. А есть Маша Ярмышева — дорогие платья, желание завоевать все кубки и танцевать на лучших паркетах. Пожалуйста. И все, что им нужно сделать — это придти ко мне на первую встречу.
— Зачем идут к вам?
— Танцы — это мечта любой девочки. Она приходит, меняется и начинает любить себя. У меня была одна дама, которая ходила втайне от мужа. Она не могла даже трубку взять, когда он звонил, потому что как бы на массаже. А они в браке лет 25 к тому моменту были. И в итоге она призналась и позвала его на отчетный концерт. Она оттанцевала шоу и он направляется ко мне. Думаю, ну все — убьет. Он говорит: что вы сделали с ней? Вы мне подарили новую жену, все мои друзья уже давно сменили своих бывших на молодых, а я заново в свою влюбился. Тут я подумала — не зря работаю.
— Почему вы до сих пор остаетесь и работаете в Екатеринбурге?
— Я никуда не хочу уезжать. У меня есть возможность улететь прямо сейчас в любую страну. Если бы у меня было понимание, что я не могу никуда улететь, то я бы конечно рвалась. Но, надеюсь, не сложится такой ситуации. И ребенка учиться или жить за границу я бы тоже не стала отправлять. Вообще, образование — это отдельная страшная тема. Мы перевели ребенка в частную школу неделю назад.
— Почему?
— Потому что нельзя учить наших детей так, как учили нас. Это вообще другое поколение, к ним нужен иной подход. Например, ставят двойки за то, что пришел не по форме одетый. Может быть это дисциплинирует, но интерес к учебе не развивает. Мне не нужны пятерки, мне нужно, чтобы интересно было учиться. А в частной школе прошла первая неделя, и ребенок говорит: меня к доске вызвали, доказали теорему. Все объяснил, и учитель в ответ: «Огонь! Дай пять!» Теперь он сам встает в школу утром и да, ходит туда в толстовке.