Кинокритик Антон Долин: как оставаться человеком, если ты работаешь 24 часа в сутки

— Расскажите о фильме «Аустерлиц», зачем его смотреть?

— Это фильм, который показывает нам существование сегодняшних музеев или мемориальных мест, созданных там, где раньше были нацистские лагеря смерти. Но в фокусе внимания не музейные объекты или события, которые творились там в 40-е годы, а сами посетители. Это картина-зеркало о нас самих, о том, как мы смотрим на следы и останки тех кошмаров. Игнорировать то, что был Освенцим, мы не можем, но никакие слова и образы не способны адекватно сообщить нам о том, что было. Это фильм о повседневном поиске связи нашего сегодняшнего мира с теми событиями и людьми, которые тогда убивали и тогда умирали. С одной стороны, это важнейшее и самое трагичное событие ХХ века. С другой стороны, оно не помещается в сознание, и фильм исследует этот парадокс. Частью этого исследования является и наша реакция на фильм.

— Несколько вопросов об «Искусстве кино» и вашем назначении на должность главного редактора. На какие средства узкоспециализированный журнал выживает в России?

— Если вы спрашиваете о чисто коммерческой составляющей, то вряд ли такой журнал может быть окупаемым. Это совершенно не беда, потому что «Искусство кино» — это народное достоянии в России, один из старейших журналов вообще в мире — он выходит с 1931 года. Я считаю, что государство обязано взять его на свой баланс. Если не государство, так меценаты — чтобы он продолжал существовать.

Можно также спросить, за счет чего существуют современные художники. За счет того, что их работы покупают меценаты, галереи или музеи. Люди платят за талант, за уникальность. В случае с «Искусством кино», я уверен, они будут платить за рефлексию, мысль, аналитику. За те вещи, без которых кинематограф не развивается. С другой стороны, я планирую в будущем — я говорю о перспективе ближайших трех лет — открыть огромное количество проектов, которые будут связаны с «Искусством кино», будут проходить под его брендом, но не являться, собственно говоря, журнальной деятельностью. Я говорю о фестивалях, о показах, о сетях кинотеатров, о киношколах. Каждое из этих предприятий может окупаться и приносить прибыль, и она может кормить журнал. Я человек в коммерческих делах совершенно неискушенный, сейчас придется учиться этому с нуля. Но я вижу, как это происходит в Европе, Америке, даже иногда в России. Вижу, что функционирование таких механизмов реально.

— Недавно в «Фейсбуке» Любовь Аркус (главный редактор журнала «Сеанс» — прим.) опубликовала пост, где разбирала ваши якобы противоречащие друг другу комментарии о фильмах «Аритмия» и «Нелюбовь». Почему вообще в киношной среде возникают такие мелкие споры? 

— Во-первых, хорошо, когда вокруг фильмов возникают споры — тем больше шума и зрителей. Во-вторых, с моей точки зрения, нет никакого проговоренного механизма, кодекса чести в разговорах об искусстве. Неплохо бы такой кодекс иметь, я бы внес в него два обязательных правила: первое — не смешивать анализ фильма с переходом на личность его автора. Простой пример: когда вы пишете о фильме «Нелюбовь», не нужно делать из него вывод, что Звягинцев не любит людей или не любит своих героев. Вы ничего о нем не знаете, и никто кроме его ближайших друзей не может такого вывода делать. Это просто некорректно. Второй такой же простой принцип: не переходить при обсуждениях этого всего на личность критика. Мне кажется, что, когда я пишу статью в том или ином издании, можно ее обсуждать, анализировать, говорить о ее сильных или слабых сторонах, но, когда я пишу комментарии в «Фейсбуке», это не тот документ, которым можно оперировать для того, чтобы оппонировать моему мнению. На комментарий можно ответить другим комментарием, но это не искусствоведческий разговор, это не обсуждение кино.

— Про вас часто говорят: «Долин везде», поэтому банальный вопрос — как вы все успеваете?

— Очень трудно. Мне очень трудно все успевать, у меня никогда не хватает времени, но так исторически сложилось, это вовсе не моя воля. Я понимаю, что никто в это уже не поверит, но это так. Я никогда не стремился всюду влезть, я случайно, по воле судьбы, стал кинокритиком. Единственное, чего я хотел — не только рассказывать о кино на радио, но и писать. Когда писать стало почти негде, меня позвали снова на радио. Поскольку людей, которые немножко разбираются в кино и способны об этом хорошо, легко и свободно говорить в микрофон и не бояться камеры, не очень много, меня позвали на телевидение. Это чисто технический момент, навык, а не вопрос моего таланта или способностей. Странным образом я задержался на радио и на телевидении — почему, сам до сих пор не знаю. Писать я продолжаю, потому что мне самому это важно. Вот так и получилось, что я немножко везде. Одно помогает другому: моя медийность, которую я получаю благодаря радио и телевидению, помогает моим статьям быть более читаемыми. На радио и ТВ я не могу подробно рассказывать о радикальном арт-кино, но писать о нем могу. Получается, что о нем узнает больше народу. Я вижу в этом некую общественную миссию, никак не связанную с продвижением себя. Себя мне продвигать дальше уже буквально некуда.

— Сколько часов в сутки вы спите?

— Очень мало. Сегодня я спал два часа: опять влез в переписку в «Фейсбуке»; у меня была не очень удачная статья, редактор попросил ее переписать, а я не успевал; надо было подготовить лекцию, с которой я сюда приехал. Но сон — не сверхзадача в моей жизни, сверхзадача — это уравновешивать три компонента, из которых состоит моя жизнь. Это работа, потребление разных форм искусства, и это семья и дом. Какое-то равновесие более-менее получается, во всяком случае каждый день, когда я в Москве, я встаю раньше всех в семье, чтобы минимум полчаса погулять с моей собакой. В этом я вижу вклад в то человеческое, что еще во мне осталось.