Голые, бритые, загадочные: «Кецаль» оказался не готов к встрече с екатеринбургской публикой
Описывать гастрольную постановку «Кецаль», она же «шокирующий перформанс, покоривший мир!», можно по-разному. Спектакль демонстрировался в течение двух вечеров екатеринбургской публике. А рецензировать его лучше всего цитатой из «Бесприданницы». Паратов рассказывает об обстоятельствах знакомства с актером Счастливцевым-Робинзоном: «Творили они, что только им в голову придет, публика все терпела. Наконец, в довершение безобразия, придумали драматическое представление: разделись догола, разрезали подушку, вывалялись в пуху и начали изображать диких; тут уж капитан, по требованию пассажиров, и высадил их на пустой остров».
Есть такая театральная примета: если перед началом представления публику окучивают назойливым и веселым интерактивом, готовься к худшему. «Деревянные» артисты (или исполнители, ведь, согласно манифесту, труппа открещивается от понятий «актер», «театр», «роль») прошлись пионерским маршем по фойе, стуча в барабан. Потом, в зале принялись безобразить — сбрасывали с верхнего яруса в партер старые матрасы и всякую труху, приставали к опоздавшим.
Бойкий босоногий аниматор, метавшийся по проходам, пытался водрузить зрителям на головы мешок для мусора, и даже вступил с актером екатеринбургского драмтеатра Вячеславом Хархотой в потешную потасовку. Как выяснилось позже, этот милый балаган был совершенно никак не связан с последовавшим на сцене действом, предположительно полным разных скрытых, философских смыслов (варианты: реминисценций, аллюзий, иных абракадабр).
Фото: Александр Мамаев
Этот изысканный продукт, лауреат премии «Золотая маска» 2007 года в номинации «Новация», возимый только по заграницам, предназначен «для тех, кто готов удивляться...» То есть, адресован искушенной аудитории, пресыщенной дешевыми антрепризами, и уже дозревшей до сценических экспериментов. Но не тут-то было... Невыносимо медитативное зрелище вынуждало некоторых подаваться в гардероб, не ожидая финала. Фраза «дурят нашего брата» незримо витала в воздухе.
Либретто представлению явно не помешало бы. Но режиссер кинул публике лишь одну маленькую соломинку в виде названия. Кецаль — священная пичуга у ацтеков. В традиционных культурах Америки древний символ свободолюбия. Она никогда не жила в неволе. Вот, собственно, и все исходные данные.
Фото: Александр Мамаев
Оживляж космогонических теорий о зарождении мира, первородных согрешениях, страстях человеческих, вкупе с разматыванием клубка различных мифологий продолжался полтора часа. Набор пластических этюдов, иногда на уровне любительской студии при ДК, не содержал внятной истории, а главное не вовлекал и не завораживал.
Спектакль разговаривал посредством перемещения по сцене одинаковых андрогинных тел, принимающих те или иные позы. DEREVO раз за разом задавало загадки, не имея на них прямого ответа. В каких-то моментах явно копировались демонические персонажи с картин Босха, нежить с птичьими клювами, ходячие на четырех лапах зверолюди. Режиссер последовательно расчеловечивал исполнителей. Превращал их в существа. Едва ли не в субстанции.
Фото: Александр Мамаев
А начиналось-то все, будем непредвзятыми критиками, достаточно интригующе. Поминавшийся уже аниматор нырял в черную дыру полиэтиленового полотна, и затем в этом отверстии возникали, смещаясь, как часовые стрелки, лысые головы, как будто зародыши. Живчик выпрыгивал из утробы бездны обратно. Затем следовало элегантное соитие божества с цветком на предмет чудесного опыления и... Череда красивых, со вкусом озвученных, картинок медленно начинала скатываться в невыразительный миманс под разочарованным взором угасающего зрительского внимания.
В качестве похвалы признаем, что световая и звуковая партитура «Кецаля» сделаны блестяще. Хорошо срежиссованная, а не просто подобранная музыка, безусловно, свидетельство славного прошлого автора спектакля Антона Адасинского, легенды ленинградского рока, фронтмена группы «АВИА», переквалифицировавшегося в артисты и создавшего свой театр.
Фото: Александр Мамаев
Коллектив манифестировал себя в духе времени — подвижником в деле ломки традиций. Позиционировалось доселе невиданное — некий «физический театр». Колобок, который ушел от драматического искусства, но до современного данса не докатился.
На самом деле Адасинский попытался перенять и присвоить специфический японский околотанцевальный стиль буто, возникший как авангардное течение в тамошнем театре в начале 1960-х. Внешние особенности буто: бритый череп (вот почему и мужской, и женский состав «Дерева» поголовно — как коленка), босоногость, обнаженные тела и некоторая дикость, присущая представлениям. Кроме того, в классическом буто не приветствуются прыжки, подскоки, вращения. Все больше рассеянная пластика. Да порой, и какие бы то ни было движения отсутствуют: стойки, приседания, принятия поз, положения лежа. В философско-эстетическом содержании данного направления заметна эзотерика буддизма, лаконичность хокку, когда истинный смысл танца должен быть в обязательном порядке скрыт от непосвященных. Вот вкратце и все, что вам нужно знать о методе труппы «будто бы буто» Адасинского.
Фото: Александр Мамаев
Вот почему исполнители на сцене все почти что голые, актрисы топлесс: они с природой сливаются, а не шок вызывают и стриптиз для умных показывают. Этим, кстати, они никого и не удивили. Вряд ли еще можно найти пример настолько агрессивной эскалации телесности без всяких признаков эротизма. На это есть еще один постулат в буто: в танце надо достичь такого просветления, чтобы красота тела уже не имела никакого значения.
Что же из этого следует? Нам представляется, что привозить подобную группу, как DEREVO с их мнимыми откровениями, в город, где живут и работают, например, «Провинциальные танцы» занятие смелое, но неконструктивное.
