Интересные истории о Екатеринбурге, которыми приятно козырнуть перед Днем города
Екатеринбург готовится к очередному Дню города, яркому празднику, в этот раз еще и при отличной погоде. Самым ярким историческим событием минувшего года стал выход книги «Екатеринбург — Свердловск», интересно рассказывающей о том, каким был наш город сто лет назад. «Моменты» решили отнестись к предстоящему празднику как к поводу для разговора о Екатеринбурге и попросили автора книги, главного редактора газеты «Коммерсантъ-Урал» Николая Яблонского, рассказать, что особенно интересного он узнал, работая над изданием. И как его — горожанина — изменило погружение в историю.
Мы начали работу над книгой, потому что было интересно посмотреть, как революция, национализация, Большой террор отразились на нашем городе… Мы учим эти периоды в школе, произносим их названия в жизни, но что происходило на самом деле? В этом было интересно разобраться. Что-то находили в официальных архивах, в музеях, что-то искали в воспоминаниях очевидцев, но много брали из газетных заметок. Это очень увлекательно.
Главный редактор «Коммерсантъ-Урал» Николай Яблонский. Фото Facebook
Конец XIX века — это длинная история про строительство железной дороги. В прессе масса материалов о том, кто и как ее лоббировал. Известно же, что железная дорога могла пройти через Тюмень, а могла через Шадринск. Я находил статью, где говорилось, что такой-то выступил с предложением, а депутаты такие-то принесли письмо губернатору, который был проездом в Екатеринбурге, и пока он пять минут стоял на станции, занесли ему предложение по железной дороге. Тюменцы выиграли, Шадринск проиграл.
Рассуждений о любимой сейчас городской теме грязи мне не встречалось. Чаще бытовые вещи, очень много про театр. Например, серьезно обсуждалась необходимость заключить контракт с такой-то актрисой. Или подробные репортажи с заседаний городской думы.
Приятное впечатление осталось от описания светского общества. Я очень проникся фигурой Онисима Клера, основателя Уральского общества любителей естествознания. В нашем городе должна быть улица его имени, потому что он очень много сделал. УОЛЕ — это реально региональная академия наук, в которую даже Менделеев входил, Метенков и Тимирязев. УОЛЕ первым стало заниматься метеорологическими наблюдениями, появилась обсерватория. То есть люди именно самоорганизовались и сделали благо для всех.
Екатеринбург до революции не был провинциальным. Как и сейчас это был центр притяжения для окружающих территорий. Сюда ехали, например, получить образование… У нас было ремесленное училище, в 1914-м открылся Горный институт. Культурная жизнь была достаточно насыщенная и интересная. И торговая составляющая была очень сильная. То, что у нас сейчас много торговых центров, на самом деле, это оттуда.
Чтобы передать дух времени, в качестве иллюстраций использовались газетные вырезки, этикетки, агитационные плакаты. Фото: Анна Майорова
Политически тоже были монолитны. Пермь — губернский город, и отношение к губернатору уважительное. Потому что по законодательству очень многое надо было утверждать через губернатора. К нему относились так, как сейчас к полпреду президента: первое лицо, с которым надо считаться. То есть такой политической силы, как у нас сейчас губернатор, там не было. И во всех вопросах, где было возможно Екатеринбург пытался вести свою политику, чтобы развивать город. Для этого много делалось: в XIX веке проходила Урало-Сибирская промышленная выставка. Это аналог ЭКСПО. На берегах Исети стояли павильоны.
Революционные настроения набирают популярность где-то с 1905 года Очень сильно повлияла русско-японская война, которую наша страна, к сожалению, проиграла, причем, очень позорно. Газеты полны сообщений про положение на фронтах, как можно помочь морякам, тем, кто пошел на войну… Вдобавок стагнация в промышленности: низкие зарплаты у рабочих, низкая эффективность труда, заводы загибались. И какие заводы: металлургические, машиностроительные. У нас даже пароходы делали, был завод Ятиса (сейчас Уралтрансмаш). Был проект Трансуральского водного пути, когда предполагалось, что Екатеринбург станет крупным речным портовым городом. Предлагалось соединить Каму и Обь, через Чусовую и Исеть.
Фото: Анна Майорова
Свердлов в дореволюционной прессе упоминается нечасто, я нашел только одну публикацию. В период 1904-05 годов была стачка извозчиков, шел какой-то митинг (а под них отдавали даже залы театров), и вот начали галдеть, «но всех успокоил оратор товарищ Андрей, председательствующий на митинге». И все. Никаких стрельбищ на Каменных палатках, никаких расследований о революционерах. Этот период можно восстановить только по воспоминаниям самих революционеров.
О смене режима в стране даже после революции в Петербурге писали очень мало. Кажется, в Екатеринбурге сначала ничего и не поняли толком. То есть газеты вышли: большевики объявили о совершении переворота. И все, обычная жизнь. У нас как раз в дни революции прошли выборы в городскую думу, и там большевики большинство мест заняли. Главой выбрали большевика, который стал понижать орган городской думы, делая ставку на Совет депутатов. А потом уже расформировалась Пермская губерния, создали Екатеринбургскую область, Уральскую. Из ярких выступлений мне запомнилась петиция городских журналистов.
Революционный трибунал. 1921 год.
23 ноября 1917 года председатель исполкома Быков и секретарь совета рабочих и солдатских депутатов Вайнер пригрозили редактору газету «Зауральский край» в связи с ее контрреволюционным содержанием, что если он продолжат выпускать, то к газете будут предприняты репрессивные меры. И после этого была резолюция екатеринбургских журналистов, которые выразили «горячий протест против организаций и лиц, нарушающих свободу слова».
Приезд Николая II и его семьи тоже не вызвал вала публикаций. Единственное, нашел заметку, где опровергают, что он сбежал в Англию, что, на самом деле, он сейчас находится в Тобольске. А когда его сюда привезли, это в газетах даже не освещалось. Отчасти это связано с неприязненным к нему отношением после Февральской революции. Уже позже начали писать о собирающихся в городе монархистах. Думаю, это повлияло на решение его расстрелять.
К церкви долгое время было лояльное отношение. На протяжении 20-х годов позиции православной церкви были очень сильны. Но священников пытались расколоть. Был момент, когда у нас появилось сразу три епархии. Между собой у них были стычки за храмы. Была целая осада Екатерининского собора. А потом стало жестче, все церкви, кроме Ивановской, закрыли, и эти три епархии служили в ней по очереди. На Пасху проводили три крестных хода.
Большого террора в газетах не было — только пропаганда. Фото: Анна Майорова
Екатеринбург сполна использовал свой шанс на развитие. Его статус изменился, когда он стал столицей Уральской области, когда стали вливать много денег, строить то, что теперь стало памятниками конструктивизма. Город был столицей 10 лет, и этого хватило для того, чтобы он изменился. И потом появилась идея строительства Уралмашзавода. Второй этап пришелся уже на годы Великой Отечественной войны, когда город увеличился в масштабах, в населении и т. д. Одномоментно. Это должно было произойти в течение 15 лет, а произошло за год.
Протестов против переименования Екатеринбурга я не обнаружил. Время было такое, что надо было переименовать. Я потом об этом в разных мемуарах читал, например, у нашего архитектора Белянкина, где он задавал вопросы Анне Бычковой, большевику, которая была условным «мэром». Белянкин застал ее живой и спрашивал, можно ли было не сносить храмы, потому что с точки зрения архитектуры Кафедральный собор и Екатерининский — это были две доминанты, которые украшали город. А она, даже не задумываясь, сказала: «Это надо было снести, и мы снесли». Тем более что все эти строительные материалы потом пошли на новые здания.
Книга «Екатеринбург — Свердловск» продолжила библиографическую серию «Коммерсанта» — «Девяностые», «Свердловск. Победа», «12». Фото: Анна Майорова
Если погружаться в историю города, то никакие добрые слова про Сталина не повторишь. Как не вспомню какого-нибудь человека, который в 30-е что-то хорошее для города сделал, чаще всего его жизнь заканчивалась репрессией. Даже безобиднейший Валерий Шлезигер, один из основателей зоопарка. Его расстреляли за то, что он якобы собирался убить руководителей партии, выпустив льва из клетки. При этом был замечательный человек, очень любил животных, у него был собственный живой уголок, и он свою коллекцию перевел в зоопарк.
Восстанавливать Большой террор по газетам невозможно — там просто ничего нет. Только пропаганда: «Весь советский народ приветствует приговор банде фашистских шпионов», «Трудящиеся Свердловска требуют суровой кары подлым бандитам» и т. д. Хотя большие процессы здесь тоже шли. Был у нас Иван Кабаков. В честь него даже нынешний Серов, который раньше был Надеждинск, переименовали в Кабаковск. И Верх-Исетский завод был имени Кабакова. Он был руководителем области, очень крепкий хозяйственник и уважаемый человек. Был расстрелян в Москве.
Сейчас мы гордимся Ройзманом, Шахриным, Колядой, а до революции ЛОМом (лидером общественного мнения) был Клер, потом — первый директор Уралмаша, Банников. Ко второму директору — Фидлеру — до смерти относились хорошо, а после навешали на него собак, вынесли прах из захоронения перед проходной. Много писали про руководителя НКВД Дмитриева, который как раз организовал Большой террор. Он, кстати, потом тоже оказался врагом. В 50-е ЛОМ — это уже Бажов. Сталинская премия за «Малахитовую шкатулку».
Оперный театр. 1921 год.
Оперный театр после революции на несколько лет приостановил деятельность, а потом снова открылся. А людям куда было ходить? В кино, в театры да в сад имени Вайнера, где проходили всякие концерты. Знаковые учреждения появились в 30-е годы: филармония, Театр музкомедии, который был очень популярен буквально до 90-х, Театр драмы появился. То есть все ключевые наши досуговые центры, включая зоопарк, — это 20—30-е годы.
Нынешний Екатеринбург по настроению очень похож на себя в прошлые годы. Например, до революции появилось Городское общество велосипедистов. У него были свои правила, которые утверждала городская Дума. Их сейчас хоть заново принимай — как нужно объезжать пешеходов и т. д.
Мне очень нравятся дореволюционные названия улиц. Понятно, что названия существующих улиц уже утратили пропагандистский дух, мало кто помнит, кто такие Сакко и Ванцетти, но если погружаться в историю, то возникают вопросы, почему улицы должны носить имена Вайнера и Хохрякова. Или вот Савва Белых. Он же был просто денщиком Малышева, а теперь в его честь названа улица. Раньше была даже улица Народной мести — там, где Вознесенская горка. Названа потому, что в этом районе убили Николая II. К счастью, ее вскоре переименовали. Так же, как и улицу Троцкого.
Разрушение храмов. 30-е годы.
Хорошо, что в Академическом дают названия новым улицам в честь известных уральцев. Шаманов, Мехренцев — это руководители города советского периода, которые немало хорошего сделали. Я сам живу на улице Вильгельма Де Геннина, и это мне очень нравится. Поэтому идея Ройзмана о том, что должна быть улица архитектора Малахова, очень разумная.
Не хочется радикальных решений. Вот хорошо делают бизнесмены. Строят офисный центр рядом с улицей Мамина-Сибиряка, бывшей Водочной, и называет его «Филитц», потому что там был водочный завод Филитцев, в честь которого и улица получила название. Или «Покровский пассаж», название которого имеет четкое объяснение: рядом был Покровский проспект. Это лучше, чем называть жилой комплекс «Артек», «Арбатский» или «Париж».
Мирным решением было бы двойное наименование улиц, как это делали в 90-е, когда на дома трафаретом наносили исторические названия. Мне нравится, что у нас был Главный проспект. Будем дублировать, введем в оборот, пройдет время, и вопрос о переименовании, может быть, будет не таким болезненным. Потому что тотального переименования тоже не может быть. Площадь 1905 года… Как ее переименуешь, если реально в Екатеринбурге между черносотенцами и революционными дружинниками была боевая стычка? Там люди погибли, резня была натуральная, Свердлова чуть не избили с криками «Бей жидов!». Это, безусловно, площадь 1905 года.
Мое мировоззрение, когда я работал над книгой, сильно изменилось. Раньше, например, я был категорическим противником восстановления храма святой Екатерины. Сейчас я уже не то чтобы сторонник, чтобы на том же месте воспроизвести, но уверен, что дань уважения должна быть отдана.
