Зомби, церковь и оргазм: в Театре драмы показали премьеру по пьесе Островского
Приглашенный питерский режиссер Анатолий Праудин мог создать добротный академический спектакль по любимой театрами пьесе Островского «На всякого мудреца довольны простоты». Постановка бы стала очередным переносом текста на сцену, игрой в классических костюмах на классическую тему. Просто и привычно. Вместо этого со сцены свердловского Театра драмы Анатолий Праудин бросил перчатку консерваторам. И комедия превратилась в арт-бичевание.
Еще до третьего звонка на сцене импровизируют молодые артисты в репетиционной одежде. Тему тренинга, например «ненависть», «злорадство» или «лицемерие» задает актер и режиссер драмтеатра Дмитрий Зимин. Зритель видит конец — парные пластические этюды и откровения о собственном опыте. Затем часть труппы уходит, часть — переодевается на сцене. Сергей Заикин оглашает зрителям суть грядущего спектакля: «летопись людской пошлости» и окончательно перевоплощается в своего героя — Егора Глумова.
Классическая трактовка пьесы Островского происходит на фоне театрального зала Фото: Александр Мамаев
С этого момента начинается постановка, точнее, ее классическая часть. Режиссер использует стилизованные под 19 век костюмы и текст Островского в почти первозданном виде. Но только на фоне одной из двух декораций спектакля — зала пышного театра.
Сюжет пьесы Островского остался прежним: молодой, хитрый и бедный Егор Глумов хочет разбогатеть и войти в светское общество. Он пользуется слабостями его представителей и записывает успехи в дневник. Путь к мечте обрывается на самом финише: обманываемые им люди узнают правду о себе из записей Глумова. Он остается ни с чем, но со злой уверенностью в своей незаменимости прогнившему классу.
Параллельный мир андеграундного искусства разворачивается на фоне другой — железной конструкции с красной надписью «КАРАУЛ!!!». Она опускается занавесом, как только Глумов садится писать дневник. Из-под его пера герои пьесы выходят в образах зомби. Записи разыгрываются в жутких метафорах: Мамаева кастрируют топором и из плодов казни готовят яичницу; «Проклятому либералу» Городулину достается сковородкой по голове; Турусину наказывает плетью почитаемая ею «мати Манефа».
Из-под пера Глумова персонажи Островского выходят в образе зомби Фото: Александр Мамаев
Кажется, что режиссер максимально эксплуатирует возможность играть в современный театр. Вызвав зрительское отвращение сценами с зомби, он заходит в мейнстрим-темы оскорбления чувств верующих и гомосексуализма. В доме Турусиной целуются зомби-приживалки, поют троекратие «Радуйся» из православных акафистов, священник (правда, католический) зачитывает отрывки о дьяволе из Библии. А «юродивые» гости выстраиваются на балконах зала в позах с икон.
Впору состряпать кляузу на режиссерское свободомыслие и закричать: «Караул!!!» — точно как на железной стене написано. На этом и ловит Анатолий Праудин зрителя. В спектакле он говорит не только о человеческой пошлости и пороках, которые блестяще раскрывает Островский. Режиссер размышляет о развитии театра — сталкивает современный с академическим и намеренно ставит короткий акцент на самые подцензурные темы. Другое дело, сможет ли зритель переработать груз многочисленных образов и мелких деталей в единое целое.
Не помогают в этом и актеры. И старожилы театра, исполняющие персонажей Островского, и молодые артисты в образах зомби играют настолько самобытно и ярко, что каждый оттягивает внимание на себя. Властная, дерзкая и страстная Клеопатра Львовна (Юлия Кузюткина) пленяет одним взглядом и заставляет вздрагивать от резкого окрика. Крутицкий (Валентин Воронин), несмотря на реакционизм, вызывает только симпатию заправскими офицерскими манерами. Софья Турусина (Ирина Ермолова), верующая и в Бога, и гадалкам, припадающая к ведру с коньяком — умиление. Особенно зрителям приходится по душе «человек» — помощник господ, зомби с нечленораздельной речью.
Юлия Кузюткина сыграла Клеопатру Львовну ярче, чем прописал Островский Фото: Александр Мамаев
У главного героя по понятным причинам зомби-двойника нет. Но Глумов сам постепенно становится кем-то между человеком и чудовищем. Надевает пышный красный галстук и может на коленях, с опущенной головой подобострастно внимать дядюшке. Костюм на голое тело — готов надменно делиться с обаятельным Городулиным (Андрей Кылосов) неприязнью к чинопочитанию. «Поборов» первое стеснение, схватить сзади за волосы Клеопатру Львовну и довести ее до оргазма. А потом выставить каждого уродцем в своем дневнике.
Это не персонаж Островского, который может нравиться. И не обличающий Чацкий, монолог которого звучит из уст Крутицкого и его зомби-двойника. Глумов в постановке Праудина собирает в себе все слабости и пороки окружающих героев. Беспощадный Дориан Грей, он воплощает абсолютное зло произведения.
Завершается спектакль за гранью академического и глумливого арт-театра. Вновь появляется документальный — на разговор с артистами и зрителем выходит Дмитрий Зимин: «Попробуйте обнулиться, сделать шаг, как в первый раз, дать себе услышать мир». Медленно, аккуратно он ступает вперед. Свет гаснет. С железной стены на зрителей надвигаются увеличивающиеся шесть букв: «КАРАУЛ!!!». Занавеса нет.