«Моменты» поговорили с хореографом о предстоящей премьере спектакля  «Снежная королева», а также обсудили будущее российского и екатеринбургского балета. Не удалось обойти и тему зрительской любви к Славе — именно так называют Самодурова преданные поклонники.

О «Снежной королеве»

Фото: Владимир Жабриков

Конечно, это сказка. Но не только для детей, а еще, как я для себя определил, — для взрослых, которые испытывают недостаток внимания. «Снежная королева» — один из самых популярных балетных сюжетов, спектаклей с таким названием существует много, особенно детских, но мы все делаем с нуля. Даже музыку Артем Васильев [современный российский композитор, широкой публике знаком по саундтреку к фильму «Экипаж»] пишет специально для нас.

В нашей «Снежной королеве» мы не полетим на темную сторону Луны. Но, как и любая сказка, это будет спектакль-путешествие. А оно всегда сопряжено со сложностями и проявлением мужества у тех, кто отправляется в путь. 

Мы обходимся без предыстории о троллях и осколках волшебного зеркала. Для меня «Снежная королева» не сводится к истории человека, которого похитила злая фея. Скорее, это рассказ о том, как можно расстаться с близкими людьми, не уходя от них. И о том, каких усилий стоит восстановить родственные или дружественные связи. Это сказка о Герде, ее силе, вере в себя и в Кая. 

О народной любви

Фото: Владимир Жабриков

Я оторван от окружающей меня среды — сижу в балетных классах или в зрительном зале смотрю спектакли. Аплодисменты — это большая награда тем, кто находится на сцене. Кроме того, здесь идут не только мои спектакли, но и других хореографов.

О ревности к успехам коллег

Я сам приглашаю людей, которые ставят здесь спектакли. И я в них верю. Поэтому, например, успех «Тщетной предосторожности» — это наша общая удача. Кроме того, мы (не только я) привыкаем видеть артистов с какой-то одной стороны. Поэтому и приглашаем постановщиков, которые могут раскрыть в наших танцовщиках что-то новое. Очень ценно, если такие открытия случаются — это доказательство, что у нас гораздо больший потенциал, чем кажется нам самим. 

О репертуарной политике театра

Фото: Владимир Жабриков

Это непросто — нужно учитывать очень множество факторов: творческие возможности труппы и финансовые — театра, интересы зрителей и интересы театра (которые не всегда совпадают). Но для меня это один из самых интересных участков работы. 

Мы — классический театр. Но мы не просто слепо восстанавливаем классическое наследие — мы его интерпретируем. Это делают немногие театры в России, и мне трудно сказать, где еще используется такой свежий подход к наследию. Первый пример — «Тщетная предосторожность». Спектаклю предшествовало большое исследование, в основе которого архив императорского Мариинского театра, хранящийся в Гарварде. Урок танца из «Консерватории» Бурнонвиля (один из наиболее старых сохранившихся балетов) и «Тщетная предосторожность» Доберваля в постановке Мариинского театра 1885 года были сплавлены в цельную феерию. А в дизайне за точку отсчета были взяты полотна Ван Гога. 

Следующей интерпретацией классики будет «Неаполь» в постановке Николая Хюббе, художественного руководителя Королевского Датского балета, в прошлом — грандиозного танцовщика с мировой карьерой. И его «Неаполь» — не слепое следование традициям Бурнонвиля: он перенес действие спектакля в 50-е годы прошлого века, в Италию, какой мы ее знаем по фильмам Феллини. Интересно, что хореография второго акта, где мы переносимся в Водное царство (Blue Grotto), была утеряна. И Хюббе заказал новую музыку, поэтому среди старого классического балета начинают звучать современные мелодии. Мне кажется, это прекрасная продукция и по идее, и по сценическому воплощению. 

Об эволюции балета

Фото: Александр Мамаев

Для меня эволюция балета тесно связана с переменой стиля танцовщиков и переменами в повседневности. Мир стал жить с другой скоростью, по-другому питаться, иначе одеваться — самое главное, что мир стал иначе выглядеть. В балете визуальная составляющая — главная. Неудивительно, что в последние годы балетный театр захлестнула череда реконструкций старых спектаклей: идет поиск того, что же было на самом деле и что мы исказили за прошедшие сто лет. Я считаю, что это шаг вперед. 

Изоляция нашего балета в советское время — это трагедия, причинившая большой вред искусству. Качество танца у нас всегда было и остается на высочайшем уровне. Художественное восприятие старой классики у нас тоже развито. А в развитии творческой мысли и поиске свежих путей движения балета мы находимся еще в глубоком прошлом.

Изоляция вредна не только для театра, но и для публики. Людям легко и приятно видеть узнаваемое, гораздо сложнее впитывать новое. Это труд. И мне кажется, что поход в театр это не «я купил билет, теперь развлекайте меня», он требует определенных усилий для восприятия того, что происходит на сцене. Особенно, если происходящее выбивается из привычного визуального (и музыкального) ряда.

О новой «Жизели»

Почему «Жизель» дожила до наших времен? Этот балет воспринимается не просто как нечто отстраненно красивое, блестящее — в нем есть история, которая трогает людей. 

«Жизель» — безусловный хит. Но мы его хотим «почистить»: стесать наросшее за прежние годы, избавиться от ощущения мертвого академизма, дать больше эмоций и энергии. «Жизель», наверное, один из моих любимых классических спектаклей. Он интересен, во-первых, хореографией. Во-вторых, это образец чисто романтического раздвоенного сознания: в первом акте — солнечный день, бодрый крестьянский быт, после антракта — ночь, фантастические девы-убийцы, мир за гранью реальности. Нам хочется заострить этот контраст.

О работе хореографа

Фото: Владимир Жабриков

У меня была травма, после которой я вернулся на сцену, но было тяжело — я понимал, что все свои подвиги уже совершил. Чувствовал, что еще два-три года на сцене мне ничего не дадут: лучше положить балетные тапочки на полку и не быть свидетелем собственного угасания. Но не думал, что стану хореографом. Так сложились обстоятельства. 

Первая постановка — ад. Такой, что, когда все закончилось, я подумал, что никогда в жизни я не буду хореографом. Сложно было работать с артистами, мучительно сочинять хореографический текст. Никакого удовольствия я не получил. А сейчас мне нравится — ко всему привыкаешь, даже к плохому. Перелом к лучшему произошел на «Вариациях Сальери».  

Постановка балетного спектакля — очень тяжелая работа. Но иногда сам процесс приносит положительные эмоции. Я люблю собирать пазлы, а работа хореографа в чем-то похожа на работу конструктора. Самая страшная ошибка — испугаться поставить то, что хочешь.

О работе в Екатеринбурге

Работая здесь, я не чувствую, что труппа лимитирует меня: мне не приходится отказываться от чего-то из-за возможностей танцовщиков. Наоборот, сейчас мы очень динамичны, подвижны. А «Тщетная предосторожность» и «Ромео и Джульетта» открыли еще и игровой потенциал труппы. Артисты сделали потрясающие роли: смело скажу — на высшем уровне. И это, конечно, вдохновляет.