Дизайнер Игорь Чапурин: «Появился хороший симптом: русские начинают уважать себя»

— Вы наверняка смотрели речь Константина Райкина о цензуре. Помимо прочего он говорил о цеховой солидарности. Существует ли в моде такое понятие?

— Мода — это сложный инструмент. Люди общаются, с любопытством наблюдают друг за другом, и в этом есть большая симпатия. Я, например, очень дружу с Катей Добряковой (российский дизайнер; в ноябре этого открыла первый фирменный магазин в Нью-Йорке — прим.) и уважаю то, что она делает.

В Екатеринбурге очень любят Игоря Чапурина, и поэтому в нашем городе он — частый гость. Фото: Анна Майорова

Люди объединяются либо по человеческим качествам, либо по профессиональным. Но все равно мы не можем не замечать друг друга. Мы просто сталкиваемся с кем-то, и кто-то как человек становится нам приятен. Тогда мы уже начинаем наблюдать, комментировать, либо помогать друг другу. Когда Кате что-то надо, она знает, что я всегда помогу ей во всем. У нас был случай, когда мы делали один очень серьезный для нас заказ на свадебное платье, и не успевали сделать вышивку за границей. Катя и все ее вышивальщицы сделали нам очень красивый рисунок. В этом и заключается цеховая солидарность.

— В 1998 году вы говорили, что индустрия моды в нашей стране находится в зачаточном состоянии. Как бы вы оценили ее состояние сейчас?

— Если приравнивать ее к индустриям крупных западных государств, то, к сожалению, она и сейчас находится в таком же состоянии. И здесь дело не в том, что дизайнеры не развиваются. Причина в том, что наша экономика все время разрушается.

Если, например, говорить о нашем бренде, то до 2008 года мы сделали в Париже 12 шоу. Когда начался международный кризис, мы вернулись в Россию и стали активно завоевывать всевозможные маленькие, средние и крупные города. Мы стали с большим уважением относиться к территории, в которой родились, но параллельно поддерживали государства, которые всегда были нам дружелюбны — Казахстан, Азербайджан, Украину… и случилась история с Украиной. Мы там как бренд продавались очень активно, но все, что было достигнуто, разрушилось.

Чапурин признает: с 1998 года российские дизайнеры так и не создали в стране модную индустрию. Из-за проблем в экономике страны. Фото: Анна Майорова

Мы как-то перебороли все это, а потом началась история с рублем — то, что мы сейчас называем нашим «внутренним кризисом». Мода в таком неблагополучном состоянии не может превращаться в индустрию.

Мы все время остаемся на уровне художников, которые имеют свои небольшие производства, но не более. Индустрия — это ведь огромная массовая история, где даже самый люксовый художник имеет очень большие объемы, обороты и клиентскую историю. Это история благополучия нации. Мы пока все время находимся в каких-то вечных перипетиях с экономикой и называем это кризисом.

— То есть мода всегда напрямую связана с экономикой?

— Всегда. Если мы говорим о дизайнерах среднего уровня (я говорю не о таланте, а о территории его работы), то, когда начинается кризис, погибает средний класс. Как только начинается какая-то стагнация, все слои населения становятся более вразумительными в своих покупках.

Понятно, что все средства тратятся на более капитальные вещи — жилье или образование. Понятно, что одежда — это предмет первой необходимости, но дизайнерская одежда — украшение человека. Даже обеспеченному человеку в такой ситуации легче перебраться в зону масс-маркета.

Над показами дизайнеров принято шутить, но Чапурин напоминает: именно кутюр определяют развитие масс-маркета. Фото: Анна Майорова

Движения вперед не будет, потому что масс-маркет развивается за счет топовых дизайнеров. Вдохновение для масс-маркета — это мы, дизайнеры «on luxury», но из-за того, что на улице кризис, люкс начинает опускаться.  

— Вы еще как-то упоминали, что в 90-х у русских была хроническая нелюбовь к русской моде. Что-нибудь изменилось с тех пор?

— Я когда-то ставил перед собой цель научить русских любить русских. Это очень важная составляющая развития нации.

Если бы итальянцы не любили себя, у них не было бы Армани, не было бы таких величин в моде и дизайне. Потому что эти марки сначала развивались в своей стране и имели там очень большую поддержку. Если бы Америка не любила себя, не появился бы Ральф Лорен, Кельвин Кляйн и масса других талантливых художников.

Когда-тоАмерика не полюбила Тома Форда. Он пытался работать в нескольких американских компаниях, но когда не был принят, то его приняла Европа. Он стал развиваться там, но все равно вернулся в свою страну.  Поэтому любая страна должна любить себя.

В это сложно поверить, но Игорь Чапурин на примерах доказывает: в мире моды есть цеховые взаимоотношения, и они позитивные. Фото: Анна Майорова

Нельзя терять своих величин ни в одной области. Сейчас появился хороший симптом — русские начинают как минимум уважать себя. Не могу сказать, что весь объем нашего цеха является чем-то вечным или войдет в историю. Нет, конечно. Но каждый может состояться, и у каждого есть свой шанс. Это во многом обеспечено тем, что русские начали с уважением относиться к себе.

— Как вы считаете, в моде возможно создать что-то новое или это всегда синтез на основе того, что уже было придумано?

— Мода, конечно, всегда была синтезом. Скорее всего, еще очень долго — пока не произойдет чего-то нового в материалах создания — она будет им оставаться.

Я верю в то, что технологии создания материалов пока стабильны, и мы получаем не более чем какие-то фактуры — шелк или шифон с какими-то пропитками, прошивками. Но как таковая наука в ткани еще не внедрялась.

Я не говорю, что ткани должны быть… я даже не хочу думать, какими они должны быть. Ткани, которые мы используем в одежде, немножко архаичны. В этом нет ничего плохого, это прекрасно, человек хочет получить что-то натуральное. Но я верю, что промышленность нас удивит, и тогда мода нас тоже чем-нибудь удивит. Сейчас дизайнеры рождают всего лишь какие-то настроения и новые эмоциональные объемы.