Вадим Дубичев. Дневник постующего: добродушные батюшки, художник Шабуров и Вербное воскресенье
Дневник постующего читают батюшки. Это выяснилось в прошлую пятницу на благотворительном аукционе Екатеринбургской епархии «Белый цветок». В Патриаршем подворье встретил знакомых священников и облобызался с ними, тыкаясь носом в мягкие душистые бороды. «Ну-ну, читаем-читаем твой дневник», — сказали они мне.
«Бить будете, святые отцы?», — внутренне сжался я. Из всей пишущий братии России, я единственный кто позволяет себе шутки на православные темы. Батюшки добродушно посмеялись и сказали, что бить не будут. А наоборот — продолжай, интересно.
И понял я, что православная церковь — мать. А я дитя.
Напрягался я не случайно. О-о, какой шум и гам поднялся после публикации предыдущей страницы Дневника! Язвительный Худяков, легкий на эпитеты, признался, что несколько вечеров копался в энциклопедиях, выискивая точные определения моих ересей и заблуждений.
В самом благодушном виде приговор выглядел так: протестантизм с примесью мистицизма, отрицание Святой Троицы и грех мессианства.
Что в совокупности немыслимо повысило мою самооценку.
Но что Худяков! Княжна Ольга из Лихтенштейна, продолжая переписку в Viber, заметила: «Прочитала очередную часть Вашего дневника. Все больше философии. Вывод о том, что „Бог во мне“ мне очень симпатичен и давно близок. Но если он и так во мне, зачем тогда нужны все эти ритуалы и каноны, выдуманные людьми?»
Зачем? Дальше, дальше, читатель! Ведь путь наш только начинается. Мы не поставили всех точек. Все только запятые, да вопросительные знаки.
Выйдя на дорогу, блуждая и останавливаясь, сомневаясь и прозревая, мы идем к Иерусалиму, который славен тем, что шестая неделя Великого поста посвящена входу Иисуса Христа в этот славный град. Толпы горожан встречают приближающегося мессию, взбивая воздух пальмовыми ветками и крича «Осанна!» И я среди этой толпы, но в моей руке чахлая метла вербы, которая заменяет русским пальму в Вербное воскресенье.
Милый сердцу Шабуров, великий наш земляк, ныне развлекающий своими живописными полотнами капризную московскую публику, написал издалека: «А мне о твоем литературном творчестве докладывают. Мне брат жены все, что увидит, пересылает. И я был поражен изобретательности и нетривиальности твоих писаний. Вроде тема простая, не ешь — и ладно. Чего тут сказать-то? А оказалось, интереснейший и увлекательный опыт. А главное интересный новый жанр — религиозная жизнь современных людей».
Шабуров не только прекрасный художник, но и талантливый писатель. Похвалил за освоение новой реальности. Так, заметил этот проницательный человек, осрамленная советизмами прошлого и буржуазностью современности интеллигенция осваивает новый быт и возводит его в типическое.
Жаль, что не было моих друзей по переписке на фестивале постной кухни, что прошел в выходные. Фестиваль бушевал и пылал, озаренный нарастающей Пасхой, любимой народом не только за воскрешение Христа, но и за возможность ворваться в недра холодильника.
Одинокий мужчина, стоявший столбом посреди громогласной и суетливой толпы, как мантру бубнил фразу: «Мне ничего, ничего не надо!». Зачем-то он и мне это сказал. А я соврал в ответ, что согласен с ним и мне тоже ничего не надо. Пряча при этом за спину купленные только что варенье из сосновых шишек, иван-чай, купажированный монахами Верхотурья и конфитюр из черемухи.
С этим вареньем из шишек, воля ваша, что-то не так.
Будучи в компании здравых мужей, битый час рассказывал, как покупал варенье, как оно выглядит, входил в бездну мелких деталей сего экзотического продукта. Меня как-то рассеяно слушали, а после спросили: «Так оно из шишек что ли?»
Те же чувства испытал апостол, выступивший с блистательной речью, несущей благую весть людям, и услышавшего после духоподъемной лекции ленивый вопрос из толпы «Так он Бог что ли?»
Не знаю, как поступил в аналогичном случае апостол.
Я раскипятился немилосердно, и повторил описание варенья из шишек, используя неэпические термины строителей и старшеклассниц, и отчаянно жестикулируя, использовал не только выразительность рук, но и лица — показал удивление перед съедобной шишкой и то как я ее жую.
Результат? Ровно такой же, какой демонстрируете вы, читатель, склеивая на губах своих вопрос: «Так варенье из целой шишки, что ли?»
Да.
Княгиня Ольга, между прочим, предложила литературную игру. Духовные движения Светлейшей приобрели столь нешуточную силу, что она призналась в написании стихов и прислала восемь чудесных строк, от которых даже Пастернак бы не отрекся.
«Верую в торжество добра.
Верую в чистоту любви.
Верные повторяю слова:
Радуйся и благодари!
Постовать, очищая дух,
Благостью попирая брань.
Серых дней разгоняя круг,
Вера сердца — во тьме фонарь»
И предложила мне дополнить Евангелие своей частью. За мной не заржавело:
«Дядя Митя поссорился с тетей Олей.
Тетя Оля поссорилась с тетей Наташей.
Тетя Наташа поссорилась с дядей Митей.
Дядя Володя невзлюбил дядю Митю.
Освободив свои жизни друг от друга и поклявшись более не встречаться, они все оставшееся время проводили в телефонных разговорах, выясняя у общих знакомых, кто что сказал и сделал.
Вели они себя так, как будто жизнь им отмеряна без срока, и не более чем игра, проба сил, прояснение того, что еще только предстоит сделать. А это не так».
