Стоит ли рисковать жизнью ради искусства: московская художница рассказала о том, как в нее стреляли во время перформанса и о реакции зрителей на свои проекты

— Как ты думаешь, в России направление перформансов сейчас хорошо развито?

— Если сравнивать с зарубежьем — нет. Раньше перформансами активно занимались, потом стали всех активно учить. А когда людей учат, появляется вопрос, станут ли они самостоятельно размышлять, уйдя от клише. На данный момент у нас больше копируют, чем создают что-то свое. Я запрещаю себе даже читать книжки о перформансе, когда что-то придумываю — просто рассказываю знакомым, и они говорят мне, было такое кем-то создано или нет.

— Что может дать перформанс, чего нет ни в одном другом виде искусства?

— Перформанс находится между театром и визуальным искусством. При этом разница восприятия есть: живопись — это плоскостное изображение, перформанс — объемно и несет некий духовный смысл. В этом плане я сильно завидую музыкантам. Когда ты слышишь музыку, можно не знать, о чем конкретное произведение — сразу начинаешь чувствовать, что-то идет изнутри. Когда речь идет о визуальном искусстве, сразу включается анализ.

«Перформанс находится между театром и визуальным искусством», Фото: Александр Мамаев

— Перформанс «Между», когда мужчина двадцать минут плюет тебе в лицо — как вообще можно самостоятельно на это пойти?

— Я до сих пор не могу домонтировать видео с этого перформанса, потому что самой тяжело на это смотреть.

 — Какое самое сильное эмоциональное потрясение за все время работы в этом жанре?

— Для меня каждая акция — сильное эмоциональное потрясение. Все задумки разные по воплощению и говорят про разное, но переживания остаются одинаково сильными — меняется только угол восприятия.

— Во время перформанса «Очищение» ты выбирала одного из посетителей галереи и шла за ним босая, с ведром воды, когда он останавливался, опускалась на колени и вытирала мокрыми волосами пол. Люди пугались?

— Конечно — никто из них не ожидал этого. Моя задача — не напугать. Поэтому я не останавливаюсь, а продолжаю осуществлять начатое, чтобы зритель углубился в действие. Страх — это нормальная первичная реакция, как у животного, которое не понимает, что происходит. Но когда ты подходишь чуть ближе, то понимаешь: никто не проявляет к тебе агрессию — все в порядке.

Во время акции в галерее было интересно наблюдать за реакцией людей: первые десять-пятнадцать минут человек ускоряется и пытается оторваться от тебя, следующие несколько минут он пытается понять, что происходит, потом привыкает находиться все время рядом с тобой, появлялась некая заботливость и контакт. Когда люди уходили, я не могла с ними взаимодействовать — только стояла перед входом, где ждала следующего зрителя. А они подходили, начинали что-то говорить — они понимали смысл и рассказывали о своих переживаниях — это очень здорово.

 — Глядя на снимки с перформанса «Точка опоры», кажется, что это — практически самоубийство, неужели у тебя не было страховки?

— Минимальная страховка была. У меня не было задачи убиться. Ты можешь воплощать свои идеи, но нужно быть полным идиотом, чтобы не подумать об элементарной безопасности.

— У тебя бывает прямое взаимодействие с людьми, какой-то физический контакт?

— Нет, я боюсь людей. Они сами пытаются со мной взаимодействовать. Например, когда я показывала «Точку опоры» в Алма-Ате, кто-то шатал столб, а нужно заметить, что именно в тот раз у меня не получилось сделать страховку должным образом, поэтому было очень страшно. Кульминацией всего стало появление человека, который стрелял в меня из детского пистолета пластиковыми пульками. Он начал с пятой точки и постепенно поднимался, последний удар пришелся в подбородок. Я стояла и думала: сейчас будут глаза, как показать организаторам, чтобы меня сняли. В итоге мои друзья услышали звук, увидели, что мое тело вздрагивает и поймали мужчину за каким-то киоском, когда тот стоял и перезаряжал пистолет. Спросили: «Зачем ты это делаешь?». А он: «Я не понимаю этого». То есть дело в том, о чем я говорила в самом начале — животная реакция, когда ты сталкиваешься с тем, что тебе непонятно — сразу видишь в этом угрозу.

 — Были те, кто пытался продолжить перформанс вместе с тобой, тоже что-то сделать?

На одном из моих перформансов, когда я лежала обнаженная под стеклом, девушка разделась и легла на него — мы были с ней лицом к лицу. Но я бы не сказала, что это про сопереживание. Интуиция подсказывает, что была такая игра с ее стороны. Зато другая девушка нагнулась к стеклу и шептала мне, чтобы я успокоилась и что все будет хорошо. У нас произошел с ней очень правильный контакт. Это было простое взаимодействие, при котором видишь, что человеку больше важен другой человек, чем некий жест. А еще когда я мыла пол волосами, два человека пытались стоять рядом на голове — это было интересно.

Во время перформанса-жертвоприношения «Нюд». Фото: Михаил Сазонов 

— Получается, ты исследуешь, в основном, отношения человека с человеком?

— Сложно выделить одну тему, я не люблю перформансы, где можно четко сказать, о чем именно идет речь. Хорошее произведение искусства должно быть более глубоким: на него можно смотреть с разных сторон и наделять множеством слоев-смыслов.