Мэтр документального кино: «Барчик, бургеры, музей — снимать Екатеринбург пока не получается»

— Как вам музей первого президента, Виталий Всеволодович?

— Очень непростая задача — делать музей о том, что ты знаешь и без музея. Потому что та жизнь уникальная для каждого посетителя. И любой здесь имеет право на неприятие той интерпретации, которая предлагается. Куда проще рассматривать египетские пирамиды, потому что ты не обязательно задумываешься о том, кто и какими силами возводил эти пирамиды…

— Инопланетяне. И мы все это знаем…

— А здесь ты сам возводил эти пирамиды! Твоими слезами, кровью, надеждами и разочарованиями это все построено или не построено. И задача [перед создателями музея] была поставлена невыполнимая. Но она, тем не менее, выполнена.

Мне казалось, что все здесь будет чуть-чуть казеннее. А оказалось достаточно современным, душевным и стильным. Я бы начинал знакомство с Екатеринбургом именно с этого музея.

«Ельцин Центр задает свежий и очень обнадеживающий стиль дальнейшего пребывания в Екатеринбурге». Фото: Анна Майорова

— А эмоционально это совпадает с тем, что вы сами пережили?

— Лет двадцать назад я зашел на выставку в Берлине, посвященную истории ГДР. В огромном дворцовом зале с мраморными колоннами, расписным потолком и мозаичным полом под прозрачным пластиковым колпаком на белоснежной подставке-колонне стоял гэдээровский миксер. В квартире, где я родился и вырос в кухне на полке всегда стоял этот миксер — в засаленной, помятой коробке. А здесь — абсолютно новенький.

Не помню, заплакал ли я… Но степень потрясения от вынесения этого миксера из сферы глубинно-интимной в пространство абсолютного артефакта и в контекст этого дворцового ансамбля оказалась оглушающей.

В музее Ельцина буквально миксера не было, но ход к нему кураторы музея продумали очень точно: у меня дома была похожая «стенка» на момент августа 1991 года, я все понимаю про «варёнку», я участвовал в кампании «Голосуй или проиграешь!»… То есть до миксера не дошли, но дорога верная (смеется).

«Фестиваль „Россия“ исключает все острые, конфликтные, шершавые, проблемные точек непростого сегодняшнего дня». Фото: Анна Майорова

— А что можно было бы снять в Екатеринбурге или о нем?

— Пока, наверное, ничего. Когда-то давно я приезжал на фестиваль [документального кино] «Россия». Был проездом с Ельциным один раз. На съемках фильма «Труба». И все это зимой и неуютно. А в этот раз погуляли, зашли в ГЦСИ, потом в очень приличный барчик с хорошими бургерами, внятным интерьером и обслуживанием, остановился я в Hilton, сегодня музей… Поэтому со съемками у меня не складывается. Пока… (смеется)

— На фестивале документального кино «Россия» ваше имя произносится только в сопровождении проклятий.

— Фестиваль «Россия» перестал быть Россией. Это очень ограниченный взгляд на страну и общество. Была хоть малейшая надежда, что это случайно, диалог с фестивалем «Россия» мог продолжаться. Но это их осознанная, сформулированная и озвученная позиция. И сегодня «Россия» играет на одной ноте, и как бы она ни была прекрасна, без остальных шести музыки нет.

Фестиваль «Россия» меня не приглашает — ну, и Бог с ним. Но он отвергает наиболее острые, наиболее талантливые картины — и это уже проблема.

Меня удивило, что Георгий Негашев, до недавних времен возглавлявший фестиваль, не пришел на «Эхо Артдокфеста». А мне было бы приятнее говорить о «России» не за глаза…

Старый/новый президент фестиваля Клим Лаврентьев провозгласил: «Только такое будет кино и никакого другого». Для меня это значит, что «Россия» закончилась. Несправедливо, что осталось прежнее название: Россия богаче, свободнее, сильнее.

«Меня тревожит, что молодежь уходит от того, что наполняет их жизнь на самом деле». Фото: Анна Майорова

— Никита Михалков, занялся документалистикой. Снял фильм «Своя земля». И на телевидении у него есть «Бесогон ТВ», где он несколько раз провозглашал, что Ельцин Центр должен быть разрушен. Вы как относитесь к этому?

— Есть замечательный документалист Марина Голдовская, живой классик. Она, к сожалению, больна, у нее Альцгеймер. Я ее люблю, уважаю, ценю, и когда она звонит мне, не помня, что уже звонила два раза в этот день, я на нее не сержусь. И к другим больным людям я отношусь так же: помню, что они сделали в прошлом, а к их настоящему надо относиться гуманно.

— Удалось послушать такой диалог: юноша предлагает девушке пойти в «Высоцкий»  — там музей «барда какого-то, не помню, как зовут». Когда небоскребы называют и музеи открывают, а народ «не помнит, как зовут» — это новая мифология или профанация памяти?

— У меня небольшой домик в подмосковном поселке Пион. Я всегда думал, что он назван в честь цветка, а оказалось, — в честь знаменитой лошади Пион, которой даже памятник есть. От того, что я об этом не знал, моя жизнь в поселке не делается хуже. А я не становлюсь бескультурным человеком.

Они же решили пойти в музей «какого-то барда»? Там они и узнают, как его зовут. Я бы не становился в позицию брюзжащего старика — до чего молодежь дошла… Человек живет достойно и комфортно. Ему не мешает неосведомленность о том, как звали Высоцкого или кто сбросил бомбу на Хиросиму. И при этом он чувствует себя социально защищенным. Его не волнует политика, у него нет проблем с работой. Ну значит, так тому и быть.

«Я для себя принял решение быть свободным и получил в результате в миллионы раз больше зрителей и внимания к тому, что я думаю и делаю». Фото: Анна Майорова

— Но ведь это та самая молодежь, режиссеры-документалисты, уходящие от проблемного кино в частные истории. Вы сами это не раз отмечали.

— Если жизнь молодых людей, живущих в России, пришла в согласие с окружающим миром, то пусть они уходят, куда угодно. Но я не могу поверить, что ситуация выглядит именно так. 

— И как быть молодым творцам: через игольное ушко пробираться к своему зрителю? Или говорить правду и терять его?

— Если ты считаешь, что без подпорок ты не сможешь существовать, что ты достаточно слаб для того, чтобы быть свободным — это одна история. Но тогда лучше не заниматься творчеством.

— Вы сняли в Северной Корее документальный фильм «В лучах солнца». Картина удостоилась ноты министерства культуры КНДР российскому МИДу с требованиями запретить его к дальнейшему показу. Какова судьба этой картины и увидит ли ее когда-нибудь российский зритель?

— Я пока не хотел бы давать какую-то точную информацию. Поэтому я ограничусь тем, что скажу: вы точно увидите эту картину в России в кинотеатрах. Полагаю, что даже в этом году.